Невероятные страдания выпали на их детство. Многие их ровесники погибали во время боевых действий и карательных операций, умирали от голода, холода, болезней и ужасающих опытов. Гитлеровцы были уверены, что несчастные не выживут и правду о злодеяниях никто не узнает. А юные белорусы все вынесли, выстояли и сегодня свидетельствуют против жестоких преступлений фашистов в годы Второй мировой войны.
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
«Хоть малая была, но помню», – повторяла Нина Александровна Богуш, возвращаясь к войне в мыслях и переживаниях, которые ей, малышке, пришлось испытать с осени 1942-го по весну 1945-го. Фашисты ворвались в ее родную деревню в осенний день, жителей согнали в шеренгу и погнали в направлении Калинковичей.
Нина Богуш
«Много людей шло, из разных населенных пунктов Брагинщины, – начинает свой рассказ Нина Александровна. – Я с мамой и братом Николаем была в одной группе, а сестра Рая с двоюродной сестрой – в другой. Охраняли нас немцы с автоматами и собаками».
До Калинковичей путь не близкий. Малыши быстро утомились. Фашисты подогнали грузовые машины, посадили на них детей и несколько женщин, чтобы они присматривали за ребятней. Но мама Нины в их число не попала. Девочка осталась со своим братом.
До Калинковичей путь не близкий. Малыши быстро утомились. Фашисты подогнали грузовые машины, посадили на них детей и несколько женщин, чтобы они присматривали за ребятней. Но мама Нины в их число не попала. Девочка осталась со своим братом.
В Калинковичах на станции уже стоял товарный состав, вагоны которого до отказа набивали пленниками и закрывали наглухо дверь. Пока мама Нины пришла в Калинковичи, поезд с дочкой и сыном уже взял курс на Австрию. Так маленькая Нина вместе с братом Николаем и другими сельчанами оказалась за тысячу километров от родины в концлагере. Недалеко от города Грац в чистом поле стояли бараки, территория вокруг них была обнесена колючей проволокой. Охраны было много. Военные с автоматами и собаками.
«Сразу по прибытии на место нас по одному вагону загоняли в баню, – первые минуты, проведенные в концлагере, Ниночке особенно подробно запомнились. – Нас всех побрили налысо, а волосы вилками запихали в тюки. Матерей постригли так, что дети их перестали узнавать. Столько крика и визга там стояло – ужас. Все – женщины, мужчины, дети – в одном помещении находились голые. Нашу одежду отправили в прожарку, а после уже кому какая досталась. После бани нас загнали в бараки, там двухъярусные нары из шалевки, из спальных принадлежностей – матрацы, наполненные соломой. Пришла медицинская комиссия людей осматривать. Кто болен, тому ставили печать на лоб. У меня между пальцев нашли прыщик и тоже пометили. Брат был в другом помещении за колючей проволокой. Помню, я подошла к нему, плачу. А он мне говорит: «Иди пока в свой барак. Но только не усни. Когда станет темно, возвращайся сюда, я тебя к себе переброшу». Бог помог, наверное, я не уснула – и у нас все получилось. Брат пришел с товарищем, они разогнули дрот, и я перебралась на их сторону».
Сердобольные женщины, увидев на лбу маленькой Ниночки печать, старались ее вывести. Но без мыла и других моющих средств это было сделать сложно, поэтому девочке повязали платок так, чтобы он скрыл эту печать смертника. Наутро всех помеченных уже не было в бараках, их отвезли в крематорий, который находился недалеко от бараков. Брат Нины Николай вместе с другими мальчишками вылез через колючую проволоку, обследовали территорию. Они и рассказали всем про свои ужасающие находки: кучи пепла, среди которого виднелись человеческие зубы и кости.
Концлагерь Освенцим
Каждый вечер по лагерю проезжала повозка смерти, в которую загружали тела умерших. Вначале односельчан было много, но голод, холод, тяжкий труд и эпидемии делали свое страшное дело.
Утро в лагере начиналось со слов «арбайт-арбайт». Взрослых гнали на железную дорогу, загружали в вагоны и везли на заводы. Большинство из них занималось ремонтом военной техники. Кстати, будущая свекровь Нины Александровны работала там сварщиком. В Австрию она была угнана вместе со своими четырьмя детьми.
«Малых же местные жители брали к себе в качестве рабов. Как скотину выбирали. С ног до головы рассматривали, в рот заглядывали. Многие дети убегали от панов, потому что они их били, тяжело заставляли работать на поле, ферме» - с негодованием замечает
Елена Кашаед
Дневная норма питания заключенных концлагеря: брюквенный суп да из опилок что-то наподобие хлеба.
«Мы, маленькие, находили палки, подковыривали им пырей, который рос между бараками, его кореньчики вытирали об одежду и жевали. Наедались так».
Нина Александровна верит, что эти сорняки-лакомства помогли ей выжить в том аду, пока их не освободили в 1945-м.
В феврале 1946-го на заседании Международного военного трибунала в Нюрнберге помощник главного обвинителя от СССР Л. Н. Смирнов про совершенные злодеяния фашистов в Озаричах сказал следующее:
«В этих лагерях не было крематориев и газовых камер. Но по справедливости они должны быть отнесены к числу самых жестоких концентрационных лагерей, созданных фашизмом в осуществление его плана истребления народов».
«В этих лагерях не было крематориев и газовых камер. Но по справедливости они должны быть отнесены к числу самых жестоких концентрационных лагерей, созданных фашизмом в осуществление его плана истребления народов».
Смирнов представил Суду документ под номером СССР-4 – Сообщение Чрезвычайной государственной комиссии об истреблении гитлеровцами советских людей путем заражения их сыпным тифом.
Более 50 тысяч белорусов были заключены в лагеря смерти Озаричи, свыше 33 тысячам удалось дожить до освобождения Красной Армией в 1944-м. Марии Юрьевне Пинчук было 8 лет, а Лидии Калениковне Маслюковой исполнилось уже 15, когда нацисты решили провести над ними и их родными в болотах Калинковичского района чудовищный эксперимент. Их личные переживания задокументировала история.
Погибшие советские граждане в концлагере «Озаричи».
Март 1944 г. БГАКФФД. Калинковичский район
Март 1944 г. БГАКФФД. Калинковичский район
«Я фильмы военные не смотрю. Мне кажется, там те немцы, что гнали нас в лагерь».
Марии Пинчук
Когда Мария вместе с мамой и другими детьми (в семье их было четверо, Мария – старшая), бабушкой и тетей выбежали во двор, по деревенской дороге уже шла целая колонна односельчан и знакомых из близлежащих населенных пунктов. С двух сторон их охраняли вооруженные немцы, разъяренные собаки не переставали злобно лаять.
Если кто из заключенных не мог идти, а среди них было много детей, стариков, матерей с малышами, их били дубинками или расстреливали.
Если кто из заключенных не мог идти, а среди них было много детей, стариков, матерей с малышами, их били дубинками или расстреливали.
Родная деревня Марии Юрьевны находилась в километрах восьми от Озаричей, поэтому идти далеко не пришлось.
Родная деревня Марии Юрьевны находилась в километрах восьми от Озаричей, поэтому идти далеко не пришлось.
Загнали нас за колючую проволоку в болота. Укрыться негде было. Огонь не давали развести. Сидели на снегу, под ноги бросали лапник. Повезло, что не было лютых морозов, окоченели бы все за одну ночь. Не помню, что мы ели. Запомнилось, как один раз привезли хлеб и просто бросали его, как собакам. Кого-то задавили во время этого. Все были голодные. Мама очень боялась немцев, бабушка ухватила булочку. Выйти оттуда было невозможно. Стояла большая охрана. Говорили, что нас хотели заразить тифом, чтобы мы потом другим эту заразу передали, особенно нашим солдатам», – вспоминает подробности
Мария Пинчук
Весенним утром гитлеровцы, приехав на мотоциклах в деревню, стучали в оконные рамы и объявляли сбор всех сельчан возле комендатуры (в здании школы).
Собравшимся сообщили, что они отправляются на новое место жительства.
Собравшимся сообщили, что они отправляются на новое место жительства.
«Кто что успел с собой захватить, с тем и отправились в дорогу, – вспоминает событие почти 80-летней давности Лидия Калениковна. – Погнали нас на станцию, погрузили в товарняк – по 50 человек в вагон. Никто не знал, куда нас везут. Не помню, сколько ехали. Может, два дня. Когда стали выпускать, послышались разговоры: здесь нас и постреляют. Вышли мы к болотам, Пинские они назывались. Там уже были люди. Переночевали мы в одном лагере, наутро погнали нас в другой. Шли цепочкой – кругом же болото и мины. Солнечный день был, ручейки текли. У нас была маленькая кружечка, мы ею зачерпнем из лужи воды, напьемся с мамой. Идем, смотрим – на бугорке сидит маленький ребеночек, может, родных потерял или они умерли. Проходящие его не бросили, с собой забрали».
Лидия Маслюкова
От картины, которая предстала перед глазами девочки, когда они пришли в другой лагерь, Лидия Калениковна и поныне не в силах сдержать слезы:
«Ой, сколько там много было бугорков, снегом припорошенных, а это ведь люди замерзшие были. Март холодный еще месяц. А присесть негде – кругом болото, только небольшие купины. На них, этих мини-островках, и можно было отдохнуть. Не знаю, как мы выжили и как я до сих пор живу. Однажды приехала немецкая машина, и две женщины с нее кидали хлеб – кто словит. Мама приказала мне сидеть, а сама пошла добывать хлеб. У нее не получилось. Потом я пошла – и мне повезло. Поймала».
«Ой, сколько там много было бугорков, снегом припорошенных, а это ведь люди замерзшие были. Март холодный еще месяц. А присесть негде – кругом болото, только небольшие купины. На них, этих мини-островках, и можно было отдохнуть. Не знаю, как мы выжили и как я до сих пор живу. Однажды приехала немецкая машина, и две женщины с нее кидали хлеб – кто словит. Мама приказала мне сидеть, а сама пошла добывать хлеб. У нее не получилось. Потом я пошла – и мне повезло. Поймала».
От картины, которая предстала перед глазами девочки, когда они пришли в другой лагерь, Лидия Калениковна и поныне не в силах сдержать слезы:
«Ой, сколько там много было бугорков, снегом припорошенных, а это ведь люди замерзшие были. Март холодный еще месяц. А присесть негде – кругом болото, только небольшие купины. На них, этих мини-островках, и можно было отдохнуть. Не знаю, как мы выжили и как я до сих пор живу. Однажды приехала немецкая машина, и две женщины с нее кидали хлеб – кто словит. Мама приказала мне сидеть, а сама пошла добывать хлеб. У нее не получилось. Потом я пошла – и мне повезло. Поймала».
«Ой, сколько там много было бугорков, снегом припорошенных, а это ведь люди замерзшие были. Март холодный еще месяц. А присесть негде – кругом болото, только небольшие купины. На них, этих мини-островках, и можно было отдохнуть. Не знаю, как мы выжили и как я до сих пор живу. Однажды приехала немецкая машина, и две женщины с нее кидали хлеб – кто словит. Мама приказала мне сидеть, а сама пошла добывать хлеб. У нее не получилось. Потом я пошла – и мне повезло. Поймала».
Фашисты как огня боялись сопротивления населения захваченных земель. Чтобы упредить развитие партизанского движения в нашей стране, они начали выселять из лесных населенных пунктов их жителей.
Сотни белорусов были угнаны на принудительные работы в Германию. Отправляли товарняками, как скот, целыми семьями, а дома сжигали.
Несколько историй остарбайтеров, среди которых было порядка двух тысяч жителей Пружанского района.
Несколько историй остарбайтеров, среди которых было порядка двух тысяч жителей Пружанского района.
– В фондах музея-усадьбы «Пружанский палацик» бережно хранится история края и те его страницы, на которых рассказывается о геноциде советского народа и трагедии угнанных в Германию. Эта история – живая. Она – в фотографиях, копиях архивных документов, воспоминаниях очевидцев.
Теме угнанных в Германию советских людей посвящена и фотовыставка «Постскриптум», которая демонстрируется в одном из залов музея. На ней фото ребят, а также их воспоминания о тех ужасах, страданиях и унижениях, которые им пришлось пережить.
Теме угнанных в Германию советских людей посвящена и фотовыставка «Постскриптум», которая демонстрируется в одном из залов музея. На ней фото ребят, а также их воспоминания о тех ужасах, страданиях и унижениях, которые им пришлось пережить.
– В фондах музея-усадьбы «Пружанский палацик» бережно хранится история края и те его страницы, на которых рассказывается о геноциде советского народа и трагедии угнанных в Германию. Эта история – живая. Она – в фотографиях, копиях архивных документов, воспоминаниях очевидцев.
Теме угнанных в Германию советских людей посвящена и фотовыставка «Постскриптум», которая демонстрируется в одном из залов музея. На ней фото ребят, а также их воспоминания о тех ужасах, страданиях и унижениях, которые им пришлось пережить.
Теме угнанных в Германию советских людей посвящена и фотовыставка «Постскриптум», которая демонстрируется в одном из залов музея. На ней фото ребят, а также их воспоминания о тех ужасах, страданиях и унижениях, которые им пришлось пережить.
Вот короткие рассказы трех из них.
1. Дело №88518. Павел Б. Вывезен в 17 лет. Работал на шахте Гиндзбург (теперь Забже, Польша).
«При первой возможности убежал. Возле г. Николов попросил у одной хозяйки поесть. Она позволила мне зайти в дом, накормила и попросила меня остаться помочь ей по хозяйству. Не прошло и суток, как приехали гестаповцы».
2. Дело №132614. Дмитрий В. Вывезен в 17 лет, Кассель.
«Города Кассель и Регенсбург попали под тяжелые бомбардировки. Все рабочие на «ОСТ» не имели права прятаться в бомбоубежище. Они оставались под открытым небом».
3. Дело № 14257. Галина Б., вывезена в 16 лет. Работала на ферме вблизи Щецина (теперь Польша).
«Однажды решили убежать. Сели в поезд, думали, в Польшу попадем, а поезд шел на Берлин, и полиция нас нашла. Схватили, били резиновыми палками и вернули вновь к фрау».
1. Дело №88518. Павел Б. Вывезен в 17 лет. Работал на шахте Гиндзбург (теперь Забже, Польша).
«При первой возможности убежал. Возле г. Николов попросил у одной хозяйки поесть. Она позволила мне зайти в дом, накормила и попросила меня остаться помочь ей по хозяйству. Не прошло и суток, как приехали гестаповцы».
2. Дело №132614. Дмитрий В. Вывезен в 17 лет, Кассель.
«Города Кассель и Регенсбург попали под тяжелые бомбардировки. Все рабочие на «ОСТ» не имели права прятаться в бомбоубежище. Они оставались под открытым небом».
3. Дело № 14257. Галина Б., вывезена в 16 лет. Работала на ферме вблизи Щецина (теперь Польша).
«Однажды решили убежать. Сели в поезд, думали, в Польшу попадем, а поезд шел на Берлин, и полиция нас нашла. Схватили, били резиновыми палками и вернули вновь к фрау».
Резиновыми палками били полицейские и Николая Тарасевича – брата Елены Климентьевны Тарасевич (теперь Скачко) из деревни Борки Пружанского района. Он сбежал с советскими военнопленными, которые вместе с остарбайтерами выполняли «трудовую повинность» на полях немецкого помещика.
Елена Скачко
– Признавайся, помогал бежать?!
...В «Пружанском палацике» хранится видеозапись рассказа Елены Климентьевны Скачко (д. Броды) о том, как вся семья Климентия и Доминики Тарасевич, в том числе шестеро детей, были угнаны в Германию.
...В «Пружанском палацике» хранится видеозапись рассказа Елены Климентьевны Скачко (д. Броды) о том, как вся семья Климентия и Доминики Тарасевич, в том числе шестеро детей, были угнаны в Германию.
– Летом 1941 года немцы переселили жителей нашей деревни вначале в Новый Двор, потом в Волковыск, где разместили борковцев в местной школе. Однажды, когда отец ездил в деревню за оставшимся там зерном, немцы его схватили: «Партизанам везешь хлеб?!». Отец еле спасся!…
Однажды всех сельчан посадили на машины, но брат Елены Коля крикнул:
«Я соскочу и убегу».
Однако их мама остановила Николая:
«Сынок, расстреляют, не убегай: где одна душа – там и остальные!».
«Я соскочу и убегу».
Однако их мама остановила Николая:
«Сынок, расстреляют, не убегай: где одна душа – там и остальные!».
Везли людей недолго. Вскоре сельчане оказались на территории, огороженной проволокой, а через четыре дня всех погрузили в вагоны – и снова в путь. В городе Гумбиненн (Восточная Пруссия) к поезду с остарбайтерами стали подходить немецкие хозяева, чтобы набрать работников. Тарасевичи попали к хозяину, у которого было несколько поместий и огромные поля. Вот здесь дни и ночи не покладая рук трудились отец с матерью Лены, ее старший брат и сестры. Младшие дети старались быть полезными семье – кто как мог. – Однажды, когда началась бомбежка, нас отправили схорониться в телятнике, где был подвал. Все кинулись туда, а мамы нет, нет и сестры Мани. Мы – плакать. Думали, что их убили. Слава Богу, они остались живы. Маму только ранило. |
Местность переходила то к русским, то к немцам. Казалось, что стреляют и бомбят со всех сторон.
– Когда опять вернулись немцы, я услышала, как один офицер сказал что-то по-немецки другому, произнося при этом два знакомых мне слова «кирхен» (церковь) и «эршиссен» (расстрелять). Я все поняла, прибежала в подвал и сказала об этом маме. Она приказала нам всем спрятаться и не выходить. Наутро нас освободили советские войска, – вспоминала Елена Климентьевна.
Возвращение семьи домой было долгим и непростым. Война продолжалась, поэтому брат Николай отправился на фронт.
– Когда опять вернулись немцы, я услышала, как один офицер сказал что-то по-немецки другому, произнося при этом два знакомых мне слова «кирхен» (церковь) и «эршиссен» (расстрелять). Я все поняла, прибежала в подвал и сказала об этом маме. Она приказала нам всем спрятаться и не выходить. Наутро нас освободили советские войска, – вспоминала Елена Климентьевна.
Возвращение семьи домой было долгим и непростым. Война продолжалась, поэтому брат Николай отправился на фронт.
Елена Скачко
В основном немцы увозили молодых и сильных – такая рабсила предпочтительней!
– Нас, десяток девчат из деревни, отобрали, чтобы отправить в Германию, – вспоминает Вера Федоровна Химач (д. Полонск). – Отец взял коня и отвез меня в Волковыск, по назначению. Там немцы забрали наши паспорта, посадили на поезд и увезли. Так я вместе еще с 50-80 девчатами попала к немецкой фрау. Мы у нее только жили. Работали же в разных местах. Преимущественно копали окопы и противотанковые траншеи. Гитлеровцы готовились к обороне своих рубежей. Девчата трудились, молчали и очень ждали, когда же придут наши. Иногда они срывались и смело пели частушки про «культурных» немцев, заставляющих их заниматься рабским трудом.
– Нас, десяток девчат из деревни, отобрали, чтобы отправить в Германию, – вспоминает Вера Федоровна Химач (д. Полонск). – Отец взял коня и отвез меня в Волковыск, по назначению. Там немцы забрали наши паспорта, посадили на поезд и увезли. Так я вместе еще с 50-80 девчатами попала к немецкой фрау. Мы у нее только жили. Работали же в разных местах. Преимущественно копали окопы и противотанковые траншеи. Гитлеровцы готовились к обороне своих рубежей. Девчата трудились, молчали и очень ждали, когда же придут наши. Иногда они срывались и смело пели частушки про «культурных» немцев, заставляющих их заниматься рабским трудом.
Вера Химач
– Война – это горе, слезы, страдания и невосполнимые потери. К сожалению, и сегодня нередки случаи преуменьшения масштабов геноцида. Поэтому очень важно знать и помнить события прошлого, чтобы самые ужасные из них никогда не повторились!
Совместный проект Белорусского телеграфного агентства и Генеральной прокуратуры Республики Беларусь
© 2022 БЕЛТА
Ссылка на источник обязательна.
Ссылка на источник обязательна.