Проект БЕЛТА расскажет, опираясь на музейные находки последнего времени, о людях, которые воевали на фронте, сражались в подполье или в партизанах, чтобы приблизить светлый день освобождения Беларуси.

Любовь, опаленная войной

История эта началась в 1925 году в Симферополе. Бравый кавалерист Илья Федотович Ряденко, за год до того взявший фамилию Октябрьский, повстречался с красавицей Марией Гарагулей. Влюбленные поженились 22 декабря, и их счастье продолжалось до самой войны.

Мария Октябрьская с братом Андреем Васильевичем, 1930 г.

Илья Октябрьский, 1940 г.

Мария Октябрьская с мужем 1929-1930 гг.

Илья в Гражданскую воевал в бригаде Котовского и получил от него направление в Симферопольскую кавалерийскую школу. В 1921-м вступил в партию, в 1922-м окончил учебу и остался служить политруком в местном гарнизоне.

Мария родилась в 1902 году в деревне Кият близ Джанкоя. Родители ее – Василий Иванович и Анна Митрофановна – были переселенцами-арендаторами; их привезли на место татар, во время Крымской войны депортированных в Турцию. Трудно давался хлеб в безводной солончаковой степи, а семья росла: к 1919 году, когда мать умерла от тифа, детей было десятеро – пять мальчиков и пять девочек. Мария по счету вторая. Осиротевшую детвору отец отвез в Джанкой к теткам. Младшую Евдокию (Дусю) удочерили сестра отца Дарья Ивановна Шёлкова и ее муж Яков Аркадьевич. Мария вскоре уехала в Симферополь, работала сперва на консервном заводе, затем телефонисткой.

Тут-то и повстречался ей плечистый, статный чернобровый Илья Октябрьский, безропотно принявший ее со всеми достоинствами и недостатками: бездетностью и болезнью, веселостью, взбалмошностью и одержимой страстью к нарядам. Илья заменил ей весь мир, а она стала ему верной и надежной боевой подругой.

Мария Октябрьская с родителями, братом и сестрой. 1919 г., Джанкой

С юных лет Мария страдала туберкулезом шейных позвонков. Подолгу лечилась в Саках, в знаменитом военном санатории имени Пирогова в 60 километрах от Симферополя. В 1927 году знаменитый хирург Пирогов обнародовал научный труд, в котором доказал, что сакские грязи от туберкулеза не помогают. Перепробовала другие санатории, но толку от них было не больше.

Кто-то на ее месте замкнулся бы в себе, слег бы и угрюмо дожидался паралича. Только не Мария! В какой бы гарнизон их ни бросала судьба, везде она становилась заводилой, самым активным членом женсовета, закоперщицей патриотических вечеров, кружков, лекций и спортивных состязаний.

Командирские жены в ту пору не работали. Им полагалось вслед за мужем переезжать из гарнизона в гарнизон: из Симферополя в Бердичев, оттуда в Новоград-Волынский, затем в Изяслав, а после в Котовск и Кишинев. У многих были домработницы. А женам оставалось лишь заниматься детьми и собственной красотой.

У Марии с Ильей детей не было, и дни она заполняла общественной работой, вышиванием и спортом. Бросала гранату. Толкала ядро. Метала диск. Одержимо увлекалась стрельбой.

Еще в Сакском санатории, т. е. в середине 1920-х годов, она вступает в стрелковый кружок и получает грамоту от командования «В ТОМ, ЧТО ОН (! – Авт.) НА ИТОГОВОМ САНАТОРНОМ СОРЕВНОВАНИИ ИЗ МЕЛКОКАЛИБЕРНОГО ОРУЖИЯ винтовки НА ДИСТАНЦИИ МЕТРОВ 50 ДО МИШЕНИ № 6, СДАВ ИЗ 15 – 12 ВОЗМОЖНЫХ ОЧКОВ…» (орфография и пунктуация здесь и далее сохранены. – Авт.). Запись обрывается на полуслове, но понятно, что уже тогда она добивалась в стрельбе впечатляющих успехов.

В Бердичеве 8 марта 1933 года ей выдают свидетельство о том, что она из возможных 50 очков выбила 48. Освоив в совершенстве малокалиберку, Мария переключилась на пулемет, а в 1939-м окончила авто­школу, получив специальность шофера. Курсы первой медицинской помощи она одолела еще в 1929 году в Бердичеве, показав на экзамене достаточное усвоение всех преподаваемых предметов.

М.В.Октябрьская (слева) с ковром, вышитым ею и активистками Изяславского гарнизона для И.Э.Якира. 1937 г.

Дом в Кишиневе, где жили Октябрьские в 1939-1940-х гг.

Илья Федотович писал жене по нескольку писем в день. Наставлял, воспитывал: «Я очень рад что вы так весело провели праздник 8-го марта… Это очень хорошо, что вечеров много. Но эти вечера веселье должно быть направленно на повышение боевой подготовки, а то что ты писала после праздника красной армии, то хорошего пока не так, много». Ласково поругивал за небрежность:

Мария Октябрьская. 1930-1932 гг.

На рассвете 22 июня Кишинев содрогнулся от взрывов. Евдокия с новорожденным сыном на руках кинулась к окну. «Вдруг это немцы?» – охнула Мария. В тот же день Гирявенко сумел усадить ее, Дусю и плачущего Юрика в эшелон, уходящий на восток. «Зачем столько вещей?» – изумлялся он, перетаскивая в штабной автомобиль бессчетные узлы и чемоданы.

Василий Гирявенко в составе 95-й стрелковой дивизии остался защищать Кишинев. Войска покинули город и закрепились у Тирасполя 16 июля. Здесь его застало письмо от Ильи: «напиши нет ли увас Октябрьской то прошу сообщить ее адрес. А если ты там то прошу срочно сообщить адрес, буду слать тебе денги и вышлю атестат». Аттестатом в ту пору именовался документ, по которому эвакуированные жены красных командиров получали довольствие от государства.

Но Мария уже была далеко. Харьков, Валуйки, Курск, Москва, Новосибирск… Возможно, она пыталась разыскать мужа в Москве, но тот сражался с немцами под Киевом. А 9 августа – в тот день, когда поезд прибыл в Томск, – полковой комиссар, военком 206-й стрелковой дивизии погиб.

Аттестат нагнал Марию гораздо быстрее, чем похоронка. Сохранилась справка о том, что Октябрьская Мария Васильевна получала в Томском горвоенкомате по аттестату мужа ежемесячно 1000 руб­лей. Но ни туберкулез, ни статус жены комиссара не освобождал ее от трудовой повинности. Осенью пришла повестка, и она была вынуждена, сбиваясь с ног от усталости, таскать шлак для утепления чердаков строящихся домов. Спас ее вернувшийся с фронта Гирявенко. Искалеченный под Одессой, он добился назначения в Первое Томское артиллерийское училище и взял Марию телефонисткой.

Похоронку, пришедшую в конце лета 1942 года, она восприняла стоически. Три дня без слез, без жалоб пролежала в постели и вернулась на работу. Утешение находила в рассылке писем на фронт, в вышивании кисетов для солдат. Потом стала обивать порог военкомата. Доказывала, что умеет стрелять, водить машину, ухаживать за ранеными. На нее смотрели прозрачными глазами и заверяли:
«Не волнуйтесь, вас вызовут, когда будете нужны».

прокручивай

Мария прочла в газете, что работницы Свердловской хлебомакаронной фабрики вскладчину купили танк, чтобы помочь одной из них отомстить за убитого брата. «Всего-то 50 тысяч руб­лей!» – с изумлением думала она. А в голове уже прокручивался план, как она продаст барахло (ковры и прочее), которое они зачем-то тащили из Кишинева, и этого как раз хватит для покупки Т-34. Сказано – сделано. Мария вносит деньги в Госбанк и в тот же день, 19 февраля 1943 года, направляет телеграмму Сталину:

Имя для танка она позаимствовала у свердловчанок, из-за чего сегодня малосведущие блогеры впадают в ступор: каким образом «Боевая подруга» отметилась у рейхстага, если известно, что для танка Октябрьской война закончилась в Кёнигсберге?

Но, в отличие от девушек из Свердловска, Мария не стала формировать экипаж. Весь смысл для нее был в том, чтобы самолично мстить проклятым фрицам, и Сталин ее в этом поддержал.

Осень 1943 года, окрестности Нового Села Лиозненского района

На следующий день Октябрьская проснулась знаменитой. Все газеты публиковали выдержки из ее письма. Даже эвакуированная в Москву «Совецкая Беларусь» напечатала их 10 марта в переводе на белорусский язык. Заметка называлась «Учынак патрыёткі».

Томский военком воспринял ответ Сталина как приказ. В кратчайшие сроки Марию направляют учиться водить танк.

И 3 мая 1943 года она прибывает на железнодорожную станцию Берчогур, затерянную в Актюбинской степи, а оттуда в поселок Шахстрой, где дислоцировалось Осиповичское военное училище, в начале войны оборонявшее Бобруйск, затем эвакуированное в Камышин и называвшееся теперь Камышинским. Оно готовило кадры танкистов для Западного фронта. А 25 июля училище переехало в Омск поближе к заводу № 174, где производилась особая, омская разновидность танков Т-34. Щеголеватый, «навороченный» танк был чем-то похож на саму Октябрьскую: с командирской башенкой на башне и пистолетными портами.

Из Омска она писала Васе и Дусе: «Мне обком партии Новосибирска выслал 50 килогр высокачест бумаги и карандашей, но я неполучила и писать нет начем. Ко мне было отношение ужасное но когда я командующему написала що, муж Комиссар дивизии и два сына – артиллеристы, которые погибли, он прислал капитана подобрать экипаж, затем майора обмундировать экипаж, полковника прислал члена военного совета все проверить и отправить. Я одета как сказка все роботы в военторге отставлены и шили мне офицерску шинель габардиновый костюм шевровые сапоги и т.д. теперь мне остается бить только фрицев».

Насчет сыновей она приврала, да и насчет комиссара дивизии слегка преувеличила: Илья Федотович выше полкового комиссара в звании не вырос.

прокручивай

Мария Васильевна торопилась. Ее мечтой было успеть к освобождению Киева и, если повезет, штурмовать на своем танке оккупированные дачи Совмина УССР, где похоронен Илья Федотович. Освобождение могилы любимого было бы, как она считала, достойным завершением романтичной и яркой истории их любви. Но вышло иначе. Местом службы ей определили 26-ю Гвардейскую танковую Ельненскую бригаду 2-го Гвардейского танкового Тацинского корпуса, дислоцированную южнее Витебска.

Командиром экипажа «Боевой подруги» назначили младшего лейтенанта 24-летнего Петра Чеботько. Первый орден Красной Звезды он получил еще в финскую кампанию, воевал под Москвой и Сталинградом и теперь после очередного ранения возвращался на фронт. Гвардии сержант Мария Октябрьская выполняла обязанности механика-водителя, гвардии сержанты 24-летний Геннадий Ясько и 21-летний Михаил Галкин были необстрелянные, но показали себя в первых же боях настоящими героями.

Считается почему-то, что «Боевая подруга» прибыла в часть в конце октября 1943 года, но сохранившиеся документы показывают, что это случилось несколько раньше. Вполне возможно, что уже 9 ок­тября Мария Васильевна со своими боевыми друзьями участвовала во взятии Лиозно. По крайней мере, 26 октября фронтовой корреспондент газеты Западного фронта «Красноармейская правда» Зиновий Рувинский, публиковавшийся под псевдонимом Гаенко, пишет ей как старой знакомой: «Милая Мария Васильевна! Просьбу Вашу выполняю, но немного позже, когда снимок будет напечатан в газете. Пошлю снимок, и вырезку – так будет лучше. Правда? Следите за «красноармейской правдой», за отделом «по дорогам войны» (на 4-й странице). Как живёте, как чувствуете себя? Напишите. Буду рад. Привет и самые лучшие пожелания Вам, Ясько, Галкину, и Чебатько. Как только побываете в бою, напишите об этом в нашу газету. Крепко жму руку».

Экипаж Боевой подруги П.И.Чаботько, Г.И.Ясько, М.И.Галкин и М.В.Октябрьская

Экипаж танка Боевая подруга знакомится с боевым заданием. Октябрь-ноябрь 1943 г.

К ее досаде, события развертывались со скоростью черепахи. Сорок один день понадобился 26-й танковой бригаде, чтобы одолеть 12 километров от Лиозно до Нового Села. Продвижение войск за это время составляло не более трехсот метров в день. И буквально на каждом метре – бои местного значения с целью хотя бы немного продвинуться к Витебску. Сил для решающего прорыва пока недоставало. Основные удары Красной армии в этот момент были сосредоточены на других направлениях. Тем больше впечатляет мужество и стойкость советских бойцов.

Необыкновенный героизм проявила Мария Октябрьская 18 ноября 1943 года на подступах к Новому Селу. Как записано в ее наградных документах, «ОКТЯБРЬСКАЯ первой ворвалась на своем танке в оборону противника, где гусеницами танка уничтожила одно ПТО и до 30 солдат противника. В этом бою танк т. ОКТЯБРЬСКОЙ огнем противника был выведен из строя, а сама была ранена. Несмотря на ранение она не оставила своего танка и в течение трех дней находясь в осаде под непрерывным артогнем противника – восстановила танк и возвратилась в часть».

В другом наградном листе читаем, что она «находилась в осажденном танке 2-е суток и отражала яростные атаки противника и только после эвакуации танка с поля боя ушла в медсанвзвод».

Тем временем бригада получает новый приказ: двигаться дальше на восток.

А 26 декабря 1943 года Совинформбюро сообщало: «Юго-восточнее Витебска наши войска, в результате ожесточённых боёв прорвали сильно укреплённую оборонительную полосу противника. Немцы пытались удержаться на промежуточном рубеже по западному берегу реки Лососина. Советские бойцы сломили сопротивление врага, форсировали реку и заняли ряд населённых пунктов на ее западном берегу. Наши войска овладели также железнодорожной станцией Крынки».

Среди первых танков, ворвавшихся на станцию, была «Боевая подруга». Но совхоз «Крынки» в том бою не был освобожден. Он оставался под немцами ровно полгода.

– Здесь, в Крынках, почти девять месяцев стоял фронт, – рассказывает Василий Купчёнок, учитель истории Крынковской средней школы имени М.Т. Лынькова, а по совместительству руководитель школьного музея. – Линия обороны проходила прямо по территории нынешнего агрогородка. Население отсиживалось в лесах, в холодных землянках. Кто мог, уходил в тыл.

Лишь 23 июня 1944 года с началом операции «Багратион» советским войскам удалось выбить немцев с высоток у совхоза «Крынки» и 26 июня освободить Витебск.

прокручивай

Мария Октябрьская рядом с Боевой подругой

Мария Октябрьская, ноябрь-декабрь 1943 г.

В документах его дата указывается по-разному – 17 либо 18 января 1944 года. Возможно, сражение длилось два дня. Перед войсками была поставлена задача овладеть совхозом «Крынки». Октябрьская ринулась в бой, раздавила два вражеских артил­лерийских орудия и три пулеметные точки – всего около 20 солдат и офицеров, – но из-за повреждения гусеницы вынуждена была остановиться. Вместе с экипажем она выбралась из танка, чтобы произвести необходимый ремонт. По утверждению Гирявенко, танк был командирский (это неверно), но Чеботько действительно в том бою не участвовал. Его место занял заместитель командира бригады подполковник Фомин, который перед самым началом атаки вышел из танка, поэтому «Боевую подругу» ремонтировали втроем. «Галкин заменял битые траки, – пишет Гирявенко в 1984 году в своем письме в ЦК КПСС, – должен был соединить их специальными гусеничными пальцами, Октябрьская короткими рывками машины способствовала соединению траков, Ясько подавал команды водителю. Время шло. Нужно было ускорить ремонт. Поэтому Ясько сел за рычаги, Октябрьская вышла из танка и подавала команды Ясько. Две вражеские мины разорвались рядом. Галкин спрятался за танк, Октябрьская была смертельно ранена».

Мария Васильевна получила тяжелейшее ранение в глаз. Ее пытались спасти, отправили сначала во фронтовой лазарет, а 16 февраля – в нейрохирургический госпиталь в Смоленске, где ей сделали операцию. Но все усилия оказались бесполезны, и 15 марта Мария Октябрьская скончалась.

Командир 2-го Гвардейского танкового Тацинского корпуса гвардии генерал-майор танковых войск Алексей Бурдейный 30 января 1944 года представляет Октябрьскую к ордену Отечественной войны II степени. С особой проникновенностью суровый боевой командир повествует о том, как любовно заботилась Мария Васильевна о «Боевой подруге». «Ее танк не имел вынужденных остановок и поломок», – подчеркивает он.

Спустя три месяца после кончины Октябрьской, 18 июня 1944 года, командующий войсками Третьего Белорусского фронта генерал-полковник Иван Черняховский и член военного совета генерал-лейтенант Василий Макаров обращаются с секретным ходатайством к народному комиссару обороны Союза ССР маршалу Советского Союза товарищу Сталину о присвоении ей звания Героя Советского Союза. Соответствующий указ Президиум Верховного Совета СССР принимает 2 августа.

Прах гвардии сержанта танковых войск Марии Васильевны Октябрьской захоронен у кремлевской стены, но не московской, а смоленской. Члены экипажа, провожая своего боевого друга в последний путь, поклялись ей, что будут воевать на «Боевой подруге» до самой победы. Но сохранить ее машину им не удалось.