Дети войны – наши последние свидетели тех страшных событий. Это поколение сегодняшних дедушек и бабушек, у которых не было времени на игры, они взрослели буквально по минутам. У нашего героя – Николая Абазовика – было десять братьев и сестер. Война лишила его не только радостного и светлого будущего, она отняла у большой семьи трех младших детей, которые умерли от голода и холода за одни сутки. Она на всю жизнь поселила тогда в еще маленьком сердце Коли боль утраты и страх потери.
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
Николай Савельевич Абазовик родился в 1938 году в деревне Быковичи Березинского района. Первые годы войны практически не отложились в памяти. Да и что может понимать трехлетний мальчик? Его первые ясные воспоминания относятся к 1943-му.
– Мама рассказывала, что до войны жили хорошо: хоть и небогато, но дружно. Деревня была небольшой – на 40 дворов. Держали скотину, старшие сестры и братья помогали родителям на огороде. Младше меня в семье было еще трое детей. Пусть я и был маленький, но некоторые ужасающие моменты войны врезались навсегда в память. Несколько раз наша большая семья находилась на грани смерти.
Мое детство закончилось 22 июня 1941 года, так и не начавшись.
Мое детство закончилось 22 июня 1941 года, так и не начавшись.
В деревне, где жил наш герой, начался бой: партизаны схлестнулись с фашистами.
Маленькому Коле тогда казалось, будто немцев очень много и нашим солдатам не одержать победу.
В деревне, где жил наш герой, начался бой: партизаны схлестнулись с фашистами.
Маленькому Коле тогда казалось, будто немцев очень много и нашим солдатам не одержать победу.
– Была рябиновая ночь: сверкали молнии, слышались раскаты грома. Молния ударит – видны действия партизан и немцев: стреляют, вокруг будто земля взрывается. Все это рядом с хатами, где притаились люди.
Знаете, как сейчас в военных фильмах показывают, только тогда у нас все это было наяву. В любой момент, в одну долю секунды нашей хаты могло не стать, а вместе с ней и нас.
Закончилось тем, что партизаны отвоевали деревню: сожгли немецкую машину, убили фашистов, которые в ней находились, и скрылись в лесу. К утру после боя на улице остались мертвые немцы, свои не стали лезть под пули, чтобы забрать тела. Однако сельчане понимали, что рано или поздно гитлеровцы покажутся, нужно убегать в лес.
– В деревне остались старики, женщины и дети – надеялись, что их не тронут. Тут, как по сценарию, приехали немцы, согнали всех в один дом и обложили его соломой, – продолжает свидетель войны. – Хорошо помню, как мы стояли вокруг мамы, а у нее на руках еще наши младшенькие были.
По углам хаты лежали здоровенные, откормленные немецкие овчарки, которые были готовы разорвать человека в одну минуту, а тем более ребенка.
По углам хаты лежали здоровенные, откормленные немецкие овчарки, которые были готовы разорвать человека в одну минуту, а тем более ребенка.
Люди плакали, просили не убивать, не сжигать. Держали их в хате продолжительное время. После отпустили. Николай Савельевич признается, что до сих пор так и не понял, почему немцы оставили их в живых. Хотя жизнью это назвать сложно: вокруг был голод и холод.
КАЖДЫЙ ДЕНЬ ИХ БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ НАХОДИЛАСЬ НА ГРАНИ СМЕРТИ
– Немцы, понимая, что несут серьезные потери, были хуже зверей и никого не щадили на своем пути: стреляли даже собак, не то что людей. Перед их отступлением вся деревня ушла в лес. Схоронились за 20 километров от Березино, недалеко от шоссе, которое ведет на Могилев. Наша семья тоже оставила свой обжитой дом.
Никто тогда не знал, вернемся ли мы когда-нибудь в родные края.
Взрослые мужчины выкопали в лесу землянки. Так жили несколько месяцев. Питались тем, что находили в лесу: ягоды, грибы. Недалеко было поле, на котором откапывали прошлогоднюю перемерзшую картошку.
Взрослые мужчины выкопали в лесу землянки. Так жили несколько месяцев. Питались тем, что находили в лесу: ягоды, грибы. Недалеко было поле, на котором откапывали прошлогоднюю перемерзшую картошку.
Когда пошел слух, что деревня свободна, немец ушел, сельчане решили вернуться в свои дома. Савелий Абазовик приказал жене дожидаться его в землянке, ведь маленькие дети обратно бы просто не дошли. Сам же обещал найти лошадь и забрать их.
– Прошло какое-то время, мы сидели тихо-тихо. Вдруг слышим совсем рядом немецкую речь, а там группа вооруженных фашистов идет прямо на нашу землянку. Помню, один здоровый немец как ударил ногой, так дверь и рассыпалась. Выкурили нас оттуда, ходят, кричат, автоматами машут. Они голодные были, все, что у нас нашли, сгребли себе, даже одежду теплую забрали. Нас же оставили в живых – наверное, осталось в них что-то человеческое, пожалели маленьких детей.
Вскоре отец забрал семью из леса. Домой вернулись – хаты нет.
Почти вся деревня была выжжена немцами дотла. Семье пришлось снова копать землянку, чтобы хоть где-то укрыться от надвигающихся холодов.
Вскоре отец забрал семью из леса. Домой вернулись – хаты нет.
Почти вся деревня была выжжена немцами дотла. Семье пришлось снова копать землянку, чтобы хоть где-то укрыться от надвигающихся холодов.
– Можете себе представить: 11 детей приехали на пепелище. Мама плакала: куда деться, чем кормить столько ртов. Отец хоть и был призывного возраста, но его долгое время не мобилизовали. Хотел было уйти партизанить, но те говорят, что семья большая, на кого их оставишь. Правда, спустя время он ушел воевать.
Николай Абазовик
Несколько домов в деревне уцелели. Когда пришла зима, большое семейство пустили к себе хозяева одной такой хаты. Пока отец был на фронте, в семье произошло большое горе – умерло трое самых младших детей.
– Нам нечего было есть. Немцы придут, настреляют последних на деревне кур, как начнут их жарить посреди деревни и обжираться! Мы же голодные сидим, слюнки глотаем. У нас-то радостью была перемерзшая полугнилая картошка. Даже соли не было. Представьте, взрослые находили какие-то удобрения. Выжаривали их с водой на сковороде, а когда она испарялась, то оставался грамм той соли.
Младшие наши серьезно заболели. А куда их везти, какие врачи, если кругом война, смерть и боль? Их не стало буквально за сутки. Навсегда запомнил, как двоих самых младшеньких хоронили в одном гробу.
Николай Абазовик
Позже от отца пришло письмо, что он был тяжело ранен в плечо и находится в госпитале. Хоть Савелий Игнатович и не мог больше стрелять, рука была почти нерабочей, его не демобилизовали, а оставили в стройбате, который занимался строительством и ремонтом мостов.
– Приехал отец в отпуск, а мы все еще в чужом доме живем. Тогда купили в соседней деревне сруб, чтобы у нас своя хатина была. Батька только и успел прорубить одно окно, собрать печь, и опять ушел служить. А мы долгое время жили с одним окном, зато в своей хате.
Когда он насовсем вернулся к нам, то вспоминать о войне не любил, берег нас, детей, от жутких рассказов.
Правда, упоминал, что бывал в Орле, Смоленске, Курске, Виннице… Там они отстраивали мосты, разрушенные фашистами.
Когда он насовсем вернулся к нам, то вспоминать о войне не любил, берег нас, детей, от жутких рассказов.
Правда, упоминал, что бывал в Орле, Смоленске, Курске, Виннице… Там они отстраивали мосты, разрушенные фашистами.
После войны детям хотелось учиться. Николай Савельевич вспоминает, как в его районе набирали сразу три класса, только вот помещений для школы не было. Все вокруг разрушено, уроки проходили буквально под открытым небом. Не было денег, чтобы одеться, обуться. Все у народа отняла война.
Когда пришло время службы в армии,
то и тут судьба сыграла с нашим героем злую шутку.
Пятеро старших братьев отслужили на родине, а его отправили в Германию.
то и тут судьба сыграла с нашим героем злую шутку.
Пятеро старших братьев отслужили на родине, а его отправили в Германию.
Когда пришло время службы в армии,
то и тут судьба сыграла с нашим героем злую шутку.
Пятеро старших братьев отслужили на родине, а его отправили в Германию.
то и тут судьба сыграла с нашим героем злую шутку.
Пятеро старших братьев отслужили на родине, а его отправили в Германию.
– После войны не так много времени прошло. Раны еще кровоточили, а я опять попал к фашистам. Конечно, служба шла под напряжением, хотя нас старались объединять с немецкой молодежью. Правда, ни тем, ни другим этого не хотелось. Бывало, когда какие-то волнения в части, так даже с оружием под одеялом спали. Не доверяли мы немцам, настолько в память врезалась эта война.
Николай Абазовик
Военная тема не отпускала Николая Абазовика и в мирной жизни. После армии он возглавил сельский клуб, затем работал в школе. Свыше 15 лет являлся председателем ветеранской организации родного района.
– Еще работая в школе, начал вести переписку с близкими тех, кто погиб в военные годы на территории Березинского района.
Возле каждой школы было решено воздвигнуть обелиск в честь погибших на войне учителей и учеников. Для этого была проведена огромная работа.
Только представьте, что чувствуем мы, те, кто пережил страшные годы Великой Отечественной войны, кто освобождал родную землю от гитлеровцев, когда сегодня в соседних странах уничтожаются памятники, а вместе с ними и память людей.
В доме Николая Савельевича на самом видном месте хранится благодарность главы государства, которую он получил в 2012 году. Рядом – фотографии отца и матери, книги, написанные нашим героем о подвиге его соотечественников.
Николай Абазовик
– Начал писать о тех, кто стоял у истоков ветеранского движения Березинщины, о людях, которые сражались с врагом и ценой своей жизни приближали нашу Победу.
Это стало делом моей жизни. Лично встречался с каждым ветераном, с каждым свидетелем тех событий, слушал их истории.
Это стало делом моей жизни. Лично встречался с каждым ветераном, с каждым свидетелем тех событий, слушал их истории.
Это сотни жизней и судеб, исковерканных войной. В каждом из них я видел и слышал своего отца.
За годы оккупации на Березинщине:
в т.ч. женщин – 1238, детей – 613
Расстреляны – 2932 человека
Повешены – 13 человек
Сожжены – 320 человек
Угнаны в немецкое рабство
мужчин – 925, женщин – 411
Совместный проект Белорусского телеграфного агентства и Генеральной прокуратуры Республики Беларусь
© 2022 БЕЛТА
Ссылка на источник обязательна.
Ссылка на источник обязательна.
– Алесь Мікалаевіч, чаму пра Скобраўку загаварылі адносна нядаўна?
– Маўчанне было і ў дачыненні да некаторых іншых дзіцячых канцлагераў. Лагер у Скобраўцы быў сфарміраваны незадоўга да вызвалення Беларусі ад нямецка-фашысцкіх захопнікаў. Адсутнічаў паўнавартасны масіў дакументаў. Многія дзеці пасля вызвалення Мар'інай Горкі, Скобраўкі проста разбегліся, шукаючы дом, прытулак. Шмат хто з іх нават адрас сваіх пакут у памяці не ўтрымаў. А пазней пра тое, што былі ў лагеры, многім прызнавацца было боязна. Так, прынамсі, пісалі ў газету «СБ. Беларусь сегодня» (я тады там працаваў) пасля публікацыі пра Скобраўку былыя вязні, якія толькі параўнальна нядаўна пайшлі з жыцця.
Ці не ўпершыню тэма дзіцячага канцлагера ў Скобраўцы была закранута ва ўспамінах партызанскага камандзіра Паўла Вараб'ёва, які ваяваў з фашыстамі на Пухавіччыне. Ваенны юрыст, які служыў у пасляваенныя гады на Ціхаакіянскім флоце, ён меў настойлівы характар у высвятленні ісціны і, магчыма, у другой сваёй кнізе (першая – «Імя Камсамола» – выйшла ў выдавецтве «Беларусь» двойчы), якая так і засталася ў рукапісе, сведчанняў у дачыненні да скобраўскай тэмы было шмат болей… Мне давялося сустракацца з Паўлам Сяргеевічам у 1985 годзе і некалькі гадоў я з ім ліставаўся, шкадую, што, распытваючы ў партызана пра другія моманты яго біяграфіі, я неяк абышоў тэму Скобраўкі.
– Чаму ў акце пра Скобраўку, які склалі ў 1944 годзе, хапае нестыковак, недакладнасцей?
– Мне цяжка гаварыць пра тое, наколькі сапраўдным быў акт, які аформілі па свежых слядах скобраўскай трагедыі яшчэ ў час вайны. Але навідавоку тое, што ўсю карціну трагедыйных, драматычных падзей ён не адлюстроўваў…
Мяркую, што на месцы лагера павінен быць помнік. Генацыд народа Беларусі, жаданне фашыстаў знішчыць наш славянскі генафонд, раструшчыць наш маральны, наш гістарычны код выяўляўся ў самых розных праявах. Не памятаць гэтага, не перадаваць памяць пра драматычныя выпрабаванні нашых гераічных прашчураў – шлях да духоўнай і фізічнай гібелі.
– Маўчанне было і ў дачыненні да некаторых іншых дзіцячых канцлагераў. Лагер у Скобраўцы быў сфарміраваны незадоўга да вызвалення Беларусі ад нямецка-фашысцкіх захопнікаў. Адсутнічаў паўнавартасны масіў дакументаў. Многія дзеці пасля вызвалення Мар'інай Горкі, Скобраўкі проста разбегліся, шукаючы дом, прытулак. Шмат хто з іх нават адрас сваіх пакут у памяці не ўтрымаў. А пазней пра тое, што былі ў лагеры, многім прызнавацца было боязна. Так, прынамсі, пісалі ў газету «СБ. Беларусь сегодня» (я тады там працаваў) пасля публікацыі пра Скобраўку былыя вязні, якія толькі параўнальна нядаўна пайшлі з жыцця.
Ці не ўпершыню тэма дзіцячага канцлагера ў Скобраўцы была закранута ва ўспамінах партызанскага камандзіра Паўла Вараб'ёва, які ваяваў з фашыстамі на Пухавіччыне. Ваенны юрыст, які служыў у пасляваенныя гады на Ціхаакіянскім флоце, ён меў настойлівы характар у высвятленні ісціны і, магчыма, у другой сваёй кнізе (першая – «Імя Камсамола» – выйшла ў выдавецтве «Беларусь» двойчы), якая так і засталася ў рукапісе, сведчанняў у дачыненні да скобраўскай тэмы было шмат болей… Мне давялося сустракацца з Паўлам Сяргеевічам у 1985 годзе і некалькі гадоў я з ім ліставаўся, шкадую, што, распытваючы ў партызана пра другія моманты яго біяграфіі, я неяк абышоў тэму Скобраўкі.
– Чаму ў акце пра Скобраўку, які склалі ў 1944 годзе, хапае нестыковак, недакладнасцей?
– Мне цяжка гаварыць пра тое, наколькі сапраўдным быў акт, які аформілі па свежых слядах скобраўскай трагедыі яшчэ ў час вайны. Але навідавоку тое, што ўсю карціну трагедыйных, драматычных падзей ён не адлюстроўваў…
Мяркую, што на месцы лагера павінен быць помнік. Генацыд народа Беларусі, жаданне фашыстаў знішчыць наш славянскі генафонд, раструшчыць наш маральны, наш гістарычны код выяўляўся ў самых розных праявах. Не памятаць гэтага, не перадаваць памяць пра драматычныя выпрабаванні нашых гераічных прашчураў – шлях да духоўнай і фізічнай гібелі.