Не в срок повзрослевшие и не по годам умные и стойкие маленькие герои видели мучения и смерть. Порой от их рассказов в жилах стынет кровь. Спустя 81 год после на чала войны 87-летний Николай Дорогокупец вспоминает жизнь своей семьи под немецкой оккупацией.
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
Шестилетний Коля Дорогокупец навсегда запомнил, каким ярким и солнечным выдался день 22 июня 1941-го. Вместе с родителями и старшими сестренками он жил на хуторе между деревнями Могильно и Радовня (Ивановский район Брестской области). Поблизости пролегала железная дорога.
– Под вечер, когда солнце стало заходить, мы были в огороде, занимались обычными делами. Вдруг услышали гул – подлетели два самолета с крестами на крыльях и резко стали снижаться, разбрасывая какие-то черные точки. Сначала мы увидели фонтаны земли, а затем услышали взрывы: один на железнодорожной станции, а второй – в стороне Пинска, – вспоминает Николай Николаевич. – Отец вернулся домой и сказал: началась война. В тот миг будто жизнь остановилась. На следующий день все время шли составы. Бои за Брест продолжались.
На хуторе гитлеровцы впервые появились спустя четыре дня. Сельчане больше не собирались на посиделки, как это было принято в деревнях. Но продолжали трудиться в поле, на сенокосах. Через две недели в районе установилась оккупационная власть. Стали выявлять активистов: председателей сельсоветов, депутатов. Людей собирали и расстреливали.
– Был издан приказ: за укрывательство красноармейцев – расстрел. Не сдал добровольно оружие или радиоприемник – расстрел.
– Был издан приказ: за укрывательство красноармейцев – расстрел. Не сдал добровольно оружие или радиоприемник – расстрел.
Те первые немцы, которые пришли на нашу территорию, были упоены победами на Западе. Думали, что захватят Советский Союз за считаные дни. Да не тут-то было, – говорит Николай Дорогокупец. – Наша железнодорожная колея шире европейской на 17 сантиметров. Немецкие составы не могли по ней идти. Так буквально за месяц ее перешили. На работу погнали пленных.
Первое крушение фашистского поезда совершили местные комсомольцы. Они попросили у кузнеца большой ключ и, пробравшись ночью к путям, развинтили стык рельсов. Поезд при скорости 50-60 километров пошел под откос. – Для нас, детей, они были настоящими героями. Население не хотело признавать оккупацию, все были за советскую власть. Когда на нашей территории организовалось партизанское движение, люди старались помогать партизанам, даже ценой своей жизни. Каждый житель мог дать им еду и обогрев, особенно зимой, когда на улице 40 градусов мороза и снега по плечо, – вспоминает собеседник. – Помню, как на хутор заходили партизаны соединения Ковпака под командованием легендарного Петра Вершигоры. Они оставляли сельчанам муку и зерно, а просили рушники для перевязки ран. |
Когда в деревню заходили партизанские группы по подрыву эшелонов, отец нашего героя был у них проводником. Он местный, хорошо знал все болота.
– Подорвут эшелон, так отец домой не идет, чтоб немецкие овчарки по следу не привели на наш хутор. Укрывается день-другой подальше от дома, а после возвращается, – вспоминает Николай Николаевич. – А мы с мамой и сестрами ждем, придет ли живой.
Когда партизаны убили коменданта полиции Ивановского района Петренко, фашисты стали по списку расстреливать мирное население, целыми семьями по 5–7 человек. За один день было уничтожено 76 мирных жителей. Наш герой чудом остался в живых.
– Рядом был хутор Казака. С его сыном Генкой мы были ровесниками, дружили. В тот день я как раз был у него. Видим, к хутору идут два немца с оружием, и мы побежали в хату и сказали его маме. Она нас отправила прятаться за сарай, но не успели. Немцы поймали и за ухо привели обратно, – рассказывает Николай Дорогокупец. – Тут на телеге подоспели еще фашисты, а с ними староста Тихон. Он на меня показывает пальцем, мол, этот пацан не из этой семьи. Фашист мне как дал подзатыльника, и я побежал домой. Не помню даже, как домчался со страху до своей хаты.
– Подорвут эшелон, так отец домой не идет, чтоб немецкие овчарки по следу не привели на наш хутор. Укрывается день-другой подальше от дома, а после возвращается, – вспоминает Николай Николаевич. – А мы с мамой и сестрами ждем, придет ли живой.
Когда партизаны убили коменданта полиции Ивановского района Петренко, фашисты стали по списку расстреливать мирное население, целыми семьями по 5–7 человек. За один день было уничтожено 76 мирных жителей. Наш герой чудом остался в живых.
– Рядом был хутор Казака. С его сыном Генкой мы были ровесниками, дружили. В тот день я как раз был у него. Видим, к хутору идут два немца с оружием, и мы побежали в хату и сказали его маме. Она нас отправила прятаться за сарай, но не успели. Немцы поймали и за ухо привели обратно, – рассказывает Николай Дорогокупец. – Тут на телеге подоспели еще фашисты, а с ними староста Тихон. Он на меня показывает пальцем, мол, этот пацан не из этой семьи. Фашист мне как дал подзатыльника, и я побежал домой. Не помню даже, как домчался со страху до своей хаты.
Когда в деревню заходили партизанские группы по подрыву эшелонов, отец нашего героя был у них проводником. Он местный, хорошо знал все болота.
– Подорвут эшелон, так отец домой не идет, чтоб немецкие овчарки по следу не привели на наш хутор. Укрывается день-другой подальше от дома, а после возвращается, – вспоминает Николай Николаевич. – А мы с мамой и сестрами ждем, придет ли живой.
Когда партизаны убили коменданта полиции Ивановского района Петренко, фашисты стали по списку расстреливать мирное население, целыми семьями по 5–7 человек. За один день было уничтожено 76 мирных жителей. Наш герой чудом остался в живых.
– Рядом был хутор Казака. С его сыном Генкой мы были ровесниками, дружили. В тот день я как раз был у него. Видим, к хутору идут два немца с оружием, и мы побежали в хату и сказали его маме. Она нас отправила прятаться за сарай, но не успели. Немцы поймали и за ухо привели обратно, – рассказывает Николай Дорогокупец. – Тут на телеге подоспели еще фашисты, а с ними староста Тихон. Он на меня показывает пальцем, мол, этот пацан не из этой семьи. Фашист мне как дал подзатыльника, и я побежал домой. Не помню даже, как домчался со страху до своей хаты.
– Подорвут эшелон, так отец домой не идет, чтоб немецкие овчарки по следу не привели на наш хутор. Укрывается день-другой подальше от дома, а после возвращается, – вспоминает Николай Николаевич. – А мы с мамой и сестрами ждем, придет ли живой.
Когда партизаны убили коменданта полиции Ивановского района Петренко, фашисты стали по списку расстреливать мирное население, целыми семьями по 5–7 человек. За один день было уничтожено 76 мирных жителей. Наш герой чудом остался в живых.
– Рядом был хутор Казака. С его сыном Генкой мы были ровесниками, дружили. В тот день я как раз был у него. Видим, к хутору идут два немца с оружием, и мы побежали в хату и сказали его маме. Она нас отправила прятаться за сарай, но не успели. Немцы поймали и за ухо привели обратно, – рассказывает Николай Дорогокупец. – Тут на телеге подоспели еще фашисты, а с ними староста Тихон. Он на меня показывает пальцем, мол, этот пацан не из этой семьи. Фашист мне как дал подзатыльника, и я побежал домой. Не помню даже, как домчался со страху до своей хаты.
После его мама Фекла Сидоровна рассказала, что как только увидела издалека телегу с карателями, которая двигалась в сторону хутора Казака, все поняла. Побежала наперерез к повозке и кричала, что там ее сын Коля. Не побоялась, что ее саму могут убить.
– 7-летнего Генку вместе с братом и мамой тогда расстреляли. На хуторе не нашли отца и его дочери Гали. Они были в деревне, и их предупредили люди, что немцы на хуторе, – говорит свидетель войны. – Они остались живы. Помню, Казак с дочкой пришли к нам. Галя так сильно плакала, в свои 12 лет она уже все понимала. Казак просил моего батьку помочь ему. Они куда-то ушли, а когда вернулись, то Казак забрал дочь, и больше мы их никогда не видели.
– 7-летнего Генку вместе с братом и мамой тогда расстреляли. На хуторе не нашли отца и его дочери Гали. Они были в деревне, и их предупредили люди, что немцы на хуторе, – говорит свидетель войны. – Они остались живы. Помню, Казак с дочкой пришли к нам. Галя так сильно плакала, в свои 12 лет она уже все понимала. Казак просил моего батьку помочь ему. Они куда-то ушли, а когда вернулись, то Казак забрал дочь, и больше мы их никогда не видели.
После этой ночи отец Николая Дорогокупца увез свою семью в партизанскую зону. Некоторое время они жили на хуторе Пыкачи. Сам же он ушел в партизанский отряд имени Лазо. Только спустя полгода смог навестить свою жену и детей.
– Страшно было и взрослым, и детям. Жили в избе по 5-6 семей. Почти каждый день приходили вести: то одну деревню дотла сожгли, то другую, а людей расстреляли. Слышали, как женщины молились и просили, что если немцы придут, то пусть сразу стреляют в сердце, чтоб не мучиться, – говорит Николай Николаевич, и его добрые глаза наполняются слезами.
– Страшно было и взрослым, и детям. Жили в избе по 5-6 семей. Почти каждый день приходили вести: то одну деревню дотла сожгли, то другую, а людей расстреляли. Слышали, как женщины молились и просили, что если немцы придут, то пусть сразу стреляют в сердце, чтоб не мучиться, – говорит Николай Николаевич, и его добрые глаза наполняются слезами.
Зимой 1944-го начались жестокие бои по всему Днепровско-Бугскому каналу. После 40-дневной обороны партизаны и гражданское население стали уходить за Припять. Несколько дней в пути по глубокому снегу без сна и еды. Так дошли до деревни Березичи.
– Домой мы вернулись только в июле 1944-го после освобождения Ивановского района. Наш хутор немцы сожгли, приехали мы на пустое место. Поселились в дедовой хате. Про отца ничего не знали: где и что с ним, жив ли. Мама каждый день плакала, горевала, что убили, нет от него вестей, – тяжело вздыхает Николай Николаевич. – Правда, спустя несколько дней местные нам рассказали, что приходил отец, нас искал. Потом от него пришло письмо.
– Домой мы вернулись только в июле 1944-го после освобождения Ивановского района. Наш хутор немцы сожгли, приехали мы на пустое место. Поселились в дедовой хате. Про отца ничего не знали: где и что с ним, жив ли. Мама каждый день плакала, горевала, что убили, нет от него вестей, – тяжело вздыхает Николай Николаевич. – Правда, спустя несколько дней местные нам рассказали, что приходил отец, нас искал. Потом от него пришло письмо.
9 мая 1945 года Николаю Дорогокупцу запомнился большим количеством красного цвета. Советский народ отмечал День Великой Победы. – Помню, мы пасли коров в поле, гоним в деревню, а на каждом доме висит хотя бы маленький алый лоскуток ткани. Флагов же тогда не было. Спросил у мамы, что это значит. Ответила: это Победа, сынок, – говорит Николай Николаевич, и снова его глаза блестят от слез. – Мы выстояли в такой страшнейшей войне, победили, хоть и много советских людей полегло. Отец нашего героя Николай Петрович Дорогокупец вернулся с фронта в 1946 году. Он был дважды награжден медалью «За отвагу». – По малолетней наивности я порой спрашивал: «Папа, сколько немцев ты убил?» Он же берег нас, детей, ничего не рассказывал. Но такую медаль просто так не дают, – говорит Николай Николаевич. – Позже мы из архивов узнали, что в боях за деревню Дворцы 7 июля 1944 года при отражении контратаки противника отец в упор расстрелял четверых гитлеровцев и вынес с поля боя раненого бойца вместе с его оружием. Для меня мой отец – герой. |
87-летний Николай Дорогокупец уверен, что сегодня как никогда нужно говорить о войне, помнить, как сражались наши предки, сколько погибло людей. – Как-то мой внук спросил: «Дед, прочитал в интернете, будто Берлин взяли американские солдаты?» У меня как раз сохранилась старая фотокарточка, на которой советские солдаты царапают на стенах рейхстага надписи, – делится свидетель войны. – О таком нельзя забывать, чтобы сегодня точно такие же гитлеровцы не захватили наш с вами мир. |
Немецкая оккупация Ивановского района продолжалась
суток
Во всех крупных деревнях были созданы районные управы и полицейские гарнизоны из белорусских коллаборационистов. Для осуществления геноцида над мирным народом и проведения карательных операций вслед за войсками в район были направлены карательные подразделения СС
1116
с 27 июня 1941 по 16 июля
– Спустя месяц в районе начались первые акты геноцида над жителями Иваново и деревни Мотоль. Так, возле деревни Осовница убили свыше 2,5 тыс. человек, – рассказывает заведующая отделом обслуживания и информации ГУК «Центральная районная библиотека им. Ф.И. Панферова» Татьяна Остапук. – Расстрел ожидал жителей района за многое: появление на улице во время комендантского часа, укрывание военнопленных, партизан, евреев, использование радио, невыполнение заданий немецких властей или полиции.
Гитлеровцы выдавали гражданам документы – аусвайсы, без которых нельзя было выходить на улицу. В каждом доме висел список членов семьи, по которому полицаи время от времени проверяли проживающих.
– Такого яростного сопротивления со стороны партизанского движения немцы не ожидали. Гитлер ведь планировал захватить Советский Союз за несколько месяцев. Правда, мстили фашисты за действия партизан зачастую именно мирному населению, – отмечает собеседница. – Так, за каждого убитого в деревне или рядом с ней гитлеровца, тем более офицера, расстреливали 10, 20, а то и больше крестьян-заложников.
– Такого яростного сопротивления со стороны партизанского движения немцы не ожидали. Гитлер ведь планировал захватить Советский Союз за несколько месяцев. Правда, мстили фашисты за действия партизан зачастую именно мирному населению, – отмечает собеседница. – Так, за каждого убитого в деревне или рядом с ней гитлеровца, тем более офицера, расстреливали 10, 20, а то и больше крестьян-заложников.
Застружье
Ужасающим примером такой политики немецких оккупантов стала трагедия в деревне Застружье, в которой сегодня установлен мемориал. На гранитных плитах памятника выгравировано 96 фамилий тех, кто навсегда остался там в первых числах ноября 1942-го.
– Тотальному расстрелу застружевцев предшествовала свадьба – небогатая, но многолюдная. Едва гости произнесли тост за молодых, как в хату ворвалось трое фашистов. Под вечер появились партизаны. Дальше все было словно в кино. Одного немца убили, второго ранили. Немедленно по тревоге в Застружье приехали около 60 карателей из соседних гарнизонов, – говорит Татьяна Вячеславовна.
– К трем часам ночи деревню окружили. Людей раздели до нижнего белья, поставили на колени, велели молиться. После вызывали по списку целыми семьями. Первыми жертвами стали молодожены и их младенец. Затем расстреляли всех без разбора.
Несмотря на трагедию, деревня Застружье с годами возродилась. Сейчас на ее территории проживает порядка 200 человек.
Несмотря на трагедию, деревня Застружье с годами возродилась. Сейчас на ее территории проживает порядка 200 человек.
около
В сентябре 1942 года фашисты расстреляли в рудском лесу
евреев
2000
1500
человек
на следующий день убили еще
Весной 1942 года в районе было организовано гетто. По оценкам историков, туда согнали порядка 3,5 тысячи евреев из города и окрестных деревень, которых поселили в 70 одноэтажных домах.
– Скученность была ужасающей: в одной комнате проживало по 20-30 человек. Территория квартала была ограждена колючей проволокой и круглосуточно охранялась, – рассказывает Татьяна Остапук. – Все трудоспособное население было задействовано на принудительных работах. Пленников забивали насмерть без каких-либо причин. Люди жили в постоянном страхе и ожидании смерти.
– Скученность была ужасающей: в одной комнате проживало по 20-30 человек. Территория квартала была ограждена колючей проволокой и круглосуточно охранялась, – рассказывает Татьяна Остапук. – Все трудоспособное население было задействовано на принудительных работах. Пленников забивали насмерть без каких-либо причин. Люди жили в постоянном страхе и ожидании смерти.
26 сентября 1942 года узников гетто собрали на площади и под охраной отправили в сторону деревни Рудск. В лесу им приказали раздеться и лечь на землю лицом вниз. Немцы убили пленников выстрелами в голову, а их одежду и обувь после сортировки отправили в Германию. По данным комиссии по расследованию нацистских преступлений, в этот день в рудском лесу фашисты уничтожили около двух тысяч евреев.
6734
С 27 июня 1941 по 16 июля 1944 в Ивановском районе убиты
более
взрослых жителя
40
населенных пунктов
сожжено
1670
детей
26 сентября 1942 года узников гетто собрали на площади и под охраной отправили в сторону деревни Рудск. В лесу им приказали раздеться и лечь на землю лицом вниз. Немцы убили пленников выстрелами в голову, а их одежду и обувь после сортировки отправили в Германию. По данным комиссии по расследованию нацистских преступлений, в этот день в рудском лесу фашисты уничтожили около двух тысяч евреев. – Ликвидация продолжилась и на следующий день. Когда люди поняли, что их ждет, начали рыть норы, чтобы спрятаться, но гетто подожгли. Тех, кто пытался сбежать, расстреливали, – говорит работник библиотеки.
– Матери, пытаясь спасти своих детей, перебрасывали их через колючую проволоку. Но каратели хватали малышей и бросали их в огонь. Было убито порядка полутора тысяч узников.
По словам Татьяны, священный долг всех белорусов, которые также подверглись геноциду, – помнить самим об этих событиях. Не давать другим забывать или искажать правду об истории нашей страны.
По словам Татьяны, священный долг всех белорусов, которые также подверглись геноциду, – помнить самим об этих событиях. Не давать другим забывать или искажать правду об истории нашей страны.