В 1943 году гитлеровцы провели на белорусской земле крупнейшую карательную операцию – «Зимнее волшебство». За полтора месяца был полностью уничтожен весь Освейский район: сожжены сотни населенных пунктов вместе с тысячами мирных жителей. 89-летний свидетель тех событий Михаил Каскевич вспоминает о своем детстве в болоте под фашистскими пулями, голод и черное от горящих деревень небо.
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
Начало войны Михаил Каскевич почти не помнит. В 1941-м ему было всего восемь лет. После смерти отца у его мамы на руках осталось пятеро малолетних детей: три дочери и два сына.
– Мал я был совсем. Но первую встречу с немцами хорошо запомнил. Правда, не скажу сейчас, какой это был год. Со всех сторон ехали на машинах и мотоциклах. Спросил у мамы: кто это? А она говорит: сынок, это смерть наша! Толком я не понял ничего, но стало очень страшно. Тогда и закончилось мое детство. Немцы приехали, деревню разграбили. Скот уводили, кто добровольно не хотел отдавать – убивали… Люди искали убежища в лесу, в болотах, зарывались в мох и сидели часами в ледяной воде. Фашисты подходить вплотную к топям боялись, стояли на расстоянии и стреляли.

Много людей убежало. Мы ж местные, все тропки знали хорошо. Хворостину сломаешь и кладешь себе под ноги, чтобы глубоко в болото не увязнуть. Сидишь тихо-тихо, боишься даже шелохнуться. Кажется, фашисты рядом, слышно, как ругаются, а потом начинают стрелять по болоту. В тех, кто с краю, – попали, люди остались там навсегда, – рассказывает Михаил Антонович. – На улице уже холодно было, наверное, глубокая осень. В воде руки-ноги отмерзали. Посидим часок-другой, слышим, что тихо, ушли немцы, и давай выбираться из болота. Костры не разжигали. Чтоб согреться, мама тряпки где-то находила и укутывала нас. Жалела очень, берегла своих детей. Потому мы и выжили. Хоть и не все…
Время стерло из памяти Михаила Антоновича названия многих деревень, где семья укрывалась от фашистских бомбежек и обстрелов. Подзабыл он имена и лица людей, с которыми ему, маленькому парнишке, приходилось рыть землянки, делиться мерзлой картошкой, кроме которой тогда есть было нечего.
– В Кохановичах мою старшую сестру убили фашисты. Помню, стали деревню бомбить немецкие «рамы» – так низко летали. Мы бегом в лес, а тетка наша старая была, не захотела уходить из своей хаты. После мама отправила сестру к тетке посмотреть, жива ли она. Так сестрица моя и не вернулась. Немцы согнали оставшихся живых людей в хату и сожгли. Там была и наша Маруся. Детей сжигали вместе с родителями. Крики, плач. Сколько лет прошло, а я слышу их до сих пор. Страшно, что творили немцы. Люди такое делать не могли.
В село возвращаться было опасно, семья ушла вместе с другими. Прятались по лесам да болотам. Дошли до деревни Шевроки, а там – ни одного целого дома. Все сожжено дотла. Как сейчас помню: черные пепелища и запах гари вокруг. Мужики, кто в живых остался, стали землянки копать. Мол, раз фашисты тут уже побывали, то вряд ли вернутся. На следующий день немцы с автоматами с разных сторон бегут, кричат, стреляют. Бросают гранаты, чтоб нас с укрытий выкурить. Один здоровенный немец швырнул гранату прямо в нашу землянку. Если б мама не успела меня вытащить за руки, то с вами бы сейчас не разговаривал.
Людей погнали в соседнюю деревню. Маму с сестрой Верой фашисты каждый день забирали рыть окопы. По словам Михаила Антоновича, младших детей не трогали. Пока старшие были на работе, малыши бродили по деревне в поисках еды.
– Голодные, совсем истощали. Кто пожалеет нас, кусок хлеба даст, кто картошину. Все ж не съедаем, маме и сестре оставляем, они ж вернутся, покормим, – говорит пенсионер. – Один раз приехали немцы с собаками на двух машинах. Согнали нас в большой деревянный сарай. Кто не хотел идти, прикладом били, стреляли. Забили людьми постройку так, что ступить негде было.
Стали поливать бензином из канистр. Женщины, дети плачут. Мама говорит: все, детки, спалят нас. А я через дырку в стене вижу: прискакал верхом немец. Кричит что-то на своем языке, руками размахивает. Правда, остальные послушали его, поставили канистры. Нас отпустили. Что он им сказал, для меня до сих пор остается загадкой. Но мы остались жить.
«Зимнее волшебство»
операция
16 февраля - 31 марта 1943 г.
КАРАТЕЛИ СОЖГЛИ
НЕ ВОЗРОДИЛОСЬ
426
населенных пунктов
203
деревни
Десятилетний Миша Каскевич тогда не знал: на территории его родного района в феврале-марте 1943-го проходила карательная антипартизанская операция фашистов «Зимнее волшебство», которая на деле превратилась в геноцид мирного населения.
Большинству кровавых операций фашисты давали звучные поэтические названия: «Теплый ветер», «Заяц-беляк», «Майская гроза», «Праздник урожая», «Волшебная флейта». Одну из самых жестоких операций против народных мстителей Освейско-Россонского партизанского края гитлеровцы назвали в том же стиле – «Зимнее волшебство». Основная ее цель – создание 40-километровой полосы «мертвой земли» с выжженными деревнями и лесами, уничтожение партизанских отрядов, истребление мирных жителей или их отправка на принудительные работы. Методы использовали жестокие: не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей.
младший научный сотрудник ГУО «Верхнедвинский историко-краеведческий музей»
Александр Вашкель
– Во время войны наша территория, которая была разделена на два района – Дриссинский и Освейский, являлась тылом немецкой армии. За время операции «Зимнее волшебство» эти земли первыми попали под удар. Фашисты стирали деревни с лица земли, уничтожая мирное население. В Освейском районе не уцелело ни одного населенного пункта. Многие из них после войны так и не восстановили.

В обоих районах с 16 февраля по 31 марта 1943 года гитлеровцы сожгли 426 деревень, из них 203 так и не возродились. На Освейщине до начала войны насчитывалось 20,5 тыс. человек, после Победы – около 6 тыс. Из 32 тысяч жителей Дриссинского района в живых осталось меньше половины.

Отличительная черта «Зимнего волшебства» в том, что немцы лишь командовали этой операцией. Основные ударные – 8 латышских и 4 украинских батальона, которые буквально сметали все живое на своем пути, – отмечает сотрудник музея. – Каратели уничтожали населенные пункты, которые могли бы стать местом дислокации партизан.
Наиболее известна трагедия в деревне Росица, расположенной у самой границы с Латвией. Там фашисты отработали зверский «рецепт» борьбы с партизанами. Даже несмотря на то, что в самой деревне их не нашли.
– Самым большим зданием в округе оказался Росицкий костел. Сюда немцы согнали более 1500 мирного населения из соседних деревень, обвинив их в пособничестве партизанам. По сути, здесь был организован фильтрационный лагерь. Храм быстро наполнялся стариками, детьми и женщинами – на руках многих из них были младенцы. Люди несколько дней ожидали своей участи в холоде на цементном полу. Их делили по группам. Кто покрепче, направляли на работы в Германию. Из детей делали доноров, выкачивали кровь для немецких солдат. Мало кто из ребят выживал после этого. Остальных просто сжигали живыми, – продолжает рассказ об ужасающих событиях 1943-го Александр Леонидович.
– Входить и выходить из костела разрешалось лишь двум пастырям, которые тайком приносили людям продукты и воду. Когда каратели позволили ксендзам уйти из Росицы и спастись, они отказались. Сгорели вместе со своими прихожанами.

По словам Александра Вашкеля, в марте того же года жителей окружных деревень фашисты расстреляли у реки Свольна:

– Трупы падали с берега в воду. В местах изгиба реки образовались плотины из мертвых тел – всего около 300. Оставшиеся в живых тайком от карателей вылавливали в реке своих мертвых земляков и родных и хоронили.

«Зимнее волшебство»
20,5
операция
16 февраля - 31 марта 1943 г.
Количество жителей Освейского района:
после войны –
6
до 1941 года –
тыс. человек
тыс. человек
около
Еще более ужасающим стал тот факт, что во время карательной операции «Зимнее волшебство» полицаи в буквальном смысле сдавали в аренду мирных жителей, в том числе детей, зажиточным латышским крестьянам всего за несколько марок.
Дети находились в латышских семьях. Зачастую выполняли работы по домашнему хозяйству. Были, по сути, рабами в ХХ веке, – говорит работник музея. – Правда, надо признать, в единичных случаях детей выкупали и усыновляли. Конечно, таких историй очень мало.
«Зимнее волшебство»
32
операция
16 февраля - 31 марта 1943 г.
Количество жителей Дриссинского района:
после войны –
17
до 1941 года –
тыс. человек
тыс. человек
И наш герой Михаил Каскевич вспоминает свой плен. Его семью, которая на себе почувствовала все фашистское «волшебство» 1943-го, разлучили. Маму с сестрой забрали к себе латыши, чтобы они присматривали за их детьми. – Я попал в другую семью. С мамой получилось не часто встречаться. Плохо помню, где были мои брат и сестры. Меня не били, кормили. Работать приходилось немало: научился и дрова колоть, и поле пахать, – говорит Михаил Антонович, и впервые за все время нашего общения на его лице появляется улыбка. – Это мне пригодилось, когда вернулись на родину.
Хаты нашей не было, немцы ее сожгли. Пришлось все начинать заново: строить дом, налаживать быт. Было тяжело, но так страшно, как в войну, не было никогда. Мне уже почти 90 лет, а этот ужас я забыть так и не смог! Простить такое не получается!
Карательная операция «Зимнее волшебство» не достигла своей цели: вместо 40-километровой «мертвой зоны» нацистам удалось пройти меньше половины. Партизан нельзя было остановить, они продолжали мстить гитлеровцам и приближать Победу.