Истории о жестоких расправах фашистов над евреями до сих пор леденят кровь. Но и самые страшные из них не могут отразить того кошмара, который происходил в Минском гетто. За колючей проволокой одного из крупнейших в Европе концлагерей за два года погибли свыше 100 тысяч человек. Сегодня нам особенно важно услышать и успеть записать живые воспоминания свидетелей, находившихся в одном из самых ужасающих мест в период войны. В их числе – 87-летняя Фрида Рейзман, которой на тот момент было всего шесть лет.
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ БЕЛТА И ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
РОДИЛАСЬ В МИНСКЕ В 1935 ГОДУ. ВМЕСТЕ С РОДИТЕЛЯ И ДВУМЯ СТАРШИМИ БРАТЬЯМИ ЖИЛА В ДВУХКОМНАТНОЙ КВАРТИРЕ НА УЛИЦЕ МЯСНИКОВА. ОТЕЦ РАБОТАЛ НА ОБУВНОЙ ФАБРИКЕ, МАТЬ ТРУДИЛАСЬ В МАГАЗИНЕ.
Пока настраиваю диктофон на запись, Фрида Вульфовна признается, что волнуется. Но не из-за нашей встречи, ведь к беседам с журналистами уже давно привыкла. Буквально с первым моим вопросом ее снова с головы до ног накроет тот страх, который она день за днем испытывала в Минском гетто. С годами эта миниатюрная женщина стала плохо слышать, да и зрение уже подводит, но мучительные воспоминания из детства никуда не уходят.
Встречаемся с ней в исторической мастерской имени Леонида Левина, которая разместилась на территории бывшего гетто. В этих стенах, по словам моей собеседницы, нельзя врать. Переведя дух и собравшись с мыслями, она поведала свою правду.
– Хорошо жили, хоть и небогато. У нас был большой двор: знали всех соседей, дружили целыми семьями. Мы все были равны: белорусы, евреи, поляки, татары. В 1939-м наша семья переехала в Белосток, куда папу направили по работе.
20 июня 1941 года отец Фриды по путевке уехал в санаторий в Друскининкай. Через два дня началась война. Мама нашей героини, оставшись с детьми на руках, решила вернуться в родной Минск.

– Только выехали из Белостока, как немцы начали бомбить. Мы две недели шли пешком по лесам и полям. Когда добрались до Минска, оказалось, что он оккупирован. Поселились на Витебской у папиной тети. Этот дом и сейчас стоит, недалеко от хлебозавода.
Поселились на Витебской у папиной тети. Этот дом и сейчас стоит, недалеко от хлебозавода.

Про отца мы так ничего и не знали, – говорит она. – Спустя время на каждом столбе стали появляться объявления о том, что все евреи должны переселиться на определенную территорию.
К 20 июля 1941 года нацисты издали распоряжение о создании в Минске гетто – одного из наиболее крупных в Европе.

Под резервацию отводились район Юбилейной площади и несколько десятков прилегающих к ней улиц: Сухая, Республиканская, Димитрова, Немига, Раковская, Обувная…

Изначально предполагалось окружить гетто высокой каменной стеной. В итоге немцы обнесли территорию двухметровыми столбами, между которыми в несколько рядов натянули колючую проволоку.

Вход и выход из гетто разрешался только колоннам с рабочими в двух местах– на нынешних Кальварийской и Раковской.
К 20 июля 1941 года нацисты издали распоряжение о создании в Минске гетто – одного из наиболее крупных в Европе.

Под резервацию отводились район Юбилейной площади и несколько десятков прилегающих к ней улиц: Сухая, Республиканская, Димитрова, Немига, Раковская, Обувная…

Изначально предполагалось окружить гетто высокой каменной стеной. В итоге немцы обнесли территорию двухметровыми столбами, между которыми в несколько рядов натянули колючую проволоку.

Вход и выход из гетто разрешался только колоннам с рабочими в двух местах– на нынешних Кальварийской и Раковской.
– Надо понимать, какие там были дома: всего две многоэтажки, а в основном старые деревянные бараки с печным отоплением, без воды и канализации, – вспоминает Фрида Вульфовна тот самый момент, когда ее семья и тысячи других евреев в одночасье стали узниками.

– Мы были полностью отрезаны от города, хоть и находились, по сегодняшним меркам, прямо в его центре. Изолированы от населения.
Спустя время они узнали, что жив отец, кто-то видел его в лесу. Фрида Вульфовна до сих пор удивляется, как маме удалось его разыскать. Оказалось, что с первых дней войны Вульф Лосик командовал группой минского подполья по сбору оружия. Частенько прятал пистолеты и автоматы дома, под матрасом, на котором спала дочь.
– Кто-то из папиной подпольной группы попался в гестапо. Он привел фашистов прямо к нам в дом. Подпольщики узнали об этом и предупредили отца буквально за несколько минут до их прихода. Оружие успели вынести, мы же все остались в доме, – рассказывает Фрида Рейзман.
– Зима была очень холодная, а я не могла обуть валенки, на ногах нарывали фурункулы, сидела в одних чулочках. Когда немцы ворвались, сиганула под табуретку. Поняла, что нужно спасаться, быстро юркнула в коридор, дождалась, пока часовой повернется спиной, и помчалась во двор.

Спряталась в сарае. Не знаю, сколько я там просидела, но отморозила ноги и руки. Очнулась в огромной комнате на старой кукольной фабрике. Рядом на бильярдном столе лежала мертвая женщина, которую крысы всю обгрызли. Я тогда так испугалась, что потом мочилась в штаны до 14 лет.
Немцы повсюду искали семью Лосик, но ни один человек их не выдал.
Папа ушел с подпольщиками, а семья долгое время жила под фамилией Шацкая, которую до замужества носила мама. Весной 42-го получили весточку от отца.
Оказалось, что он жив и находился в городе.
– Парень на улице остановил маму и сказал, что отведет к отцу. На встречу мама взяла и меня, поэтому я знаю, где была явка.

На Немиге, где сейчас находится Центр мод. Во дворе все было разрушено, и среди этих руин мы встретились с папой. Это было 9 апреля.

Он сказал, что уходит в партизаны и заберет с собой старшего брата Лазаря, – говорит бывшая узница.

– После войны я как-то спросила у отца, что стало с явкой. Он рассказал, что их кто-то выдал и на том месте был серьезный бой.

Подпольщики погибли, но положили немало фашистов.
– Парень на улице остановил маму и сказал, что отведет к отцу. На встречу мама взяла и меня, поэтому я знаю, где была явка.

На Немиге, где сейчас находится Центр мод. Во дворе все было разрушено, и среди этих руин мы встретились с папой. Это было 9 апреля.

Он сказал, что уходит в партизаны и заберет с собой старшего брата Лазаря, – говорит бывшая узница.

– После войны я как-то спросила у отца, что стало с явкой. Он рассказал, что их кто-то выдал и на том месте был серьезный бой.

Подпольщики погибли, но положили немало фашистов.
До 1943 года они не знали, где их близкие, живы ли они. За это время погиб средний 16-летний брат Миша. Ушел в так называемый «русский район», где его арестовали немцы и посадили в тюрьму на Володарского. Оттуда он так и не вернулся. Фрида осталась вдвоем с мамой. Они перебрались в маленькую комнатушку на улице Крымской. Дора Куселевна ходила на работу, чтобы было что есть дочери. Обычно их рацион составляли баланда или картофельные очистки, а то и вовсе приходилось сутками голодать. Людей сводил с ума запах свежеиспеченного хлеба, который доносился с местного хлебозавода. У самих же не было ни крошки.
– Выходить за пределы гетто было запрещено. Люди умирали от голода, а зимой от холода, потому что печки нечем было топить. В ход шла мебель, но и она заканчивалась.

Каждое утро из домов выносили умерших людей и оставляли у порога. Тела забирала специальная команда, которая вывозила их за пределы гетто, – вспоминает Фрида Вульфовна, которая за 2 года и 4 месяца нахождения в гетто пережила шесть страшнейших погромов.

– Люди в каждом доме строили себе «малины» – тайные схроны, где можно было спрятаться от озверевших во время облавы палачей.

Стоишь там тихо, не дыша, и только слышишь, как немцы топают своими тяжелыми сапогами. У меня каждый раз обрывалось сердце и холодело все тело.
Это до сих пор не проходит.
Узники завидовали котам и собакам, которые могли запросто пролезть туда и обратно под проволоку. По словам героини, для людей это был смертельный трюк.

Сидишь часами и выжидаешь, чтобы не было рядом ни души, потом как сиганешь под проволоку и идешь просить у людей еды. Одни дадут картошину, другие кусок хлеба, а у третьих и у самих ничего нет.

Попасть назад в лагерь тоже непросто: нужно пристроиться к колонне людей, которых надсмотрщики гнали в гетто с работы.

Узники завидовали котам и собакам, которые могли запросто пролезть туда и обратно под проволоку. По словам героини, для людей это был смертельный трюк.

Сидишь часами и выжидаешь, чтобы не было рядом ни души, потом как сиганешь под проволоку и идешь просить у людей еды. Одни дадут картошину, другие кусок хлеба, а у третьих и у самих ничего нет.

Попасть назад в лагерь тоже непросто: нужно пристроиться к колонне людей, которых надсмотрщики гнали в гетто с работы.


– Мама ходила на работу на хозяйственный двор в Доме правительства. Там был, да и сейчас есть, такой небольшой домик, в котором жил немец Макс. Он держал кроликов. Я часто их кормила и чистила за ними клетки.

Помню, как он спросил у мамы: почему вы не уходите, вас всех убьют?

На что мама ответила: я не знаю, куда идти, – со слезами на глазах рассказывает Фрида Рейзман.

Людей убивали просто так, порой ради развлечения. Стреляли во время погромов в любого без разбора: старика, женщину, ребенка.

Бывшая узница вспоминает, что среди оккупантов она видела и женщин.
Ей, ребенку, тогда было непонятно: как могут они убивать людей, ведь женщина – это не убийца, а добрая, нежная мама.
ЕЩЕ ОДИН ПЕЧАЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ, КОТОРЫЙ НЕ ДАЕТ ЕЙ ПОКОЯ ДАЖЕ СПУСТЯ СТОЛЬКО ЛЕТ, ПРОИЗОШЕЛ НА ЮБИЛЕЙНОЙ ПЛОЩАДИ, ГДЕ В ТЕ ГОДЫ БЫЛ БАЗАР. ФРИДА ВУЛЬФОВНА ПРИЗНАЕТСЯ, ЧТО ДО СИХ ПОР НЕ ПОМНИТ, КАК ОНА ОКАЗАЛАСЬ В ЭТОМ СТРАШНОМ МЕСТЕ.
– ПОСРЕДИ ПЛОЩАДИ СТОЯЛИ МОЛОДЫЕ ДЕВУШКИ 17-18 ЛЕТ, НА ГРУДИ У НИХ ВИСЕЛИ ТАБЛИЧКИ С КАКИМИ-ТО НАДПИСЯМИ. ИМ СТРЕЛЯЛИ В ГОЛОВУ РАЗРЫВНЫМИ ПУЛЯМИ, КРОВЬ ВПЕРЕМЕШКУ С МОЗГАМИ СТЕКАЛА РЕКОЙ, – ГОВОРИТ СВИДЕТЕЛЬНИЦА ТЕХ УЖАСНЫХ СОБЫТИЙ.
– Уже потом, спустя много лет после войны, я в разговоре с таким же узником, как и сама, Мишей Тайцем, упомянула этот случай. Оказалось, он там тоже был, нас специально загоняли смотреть на эту казнь. Описать словами невозможно, что делали с людьми.
Фрида Рейзман
С 1993 года Фрида Рейзман возглавляет Минскую благотворительную общественную организацию «Гилф» («Помощь»), выпускает книги с воспоминаниями людей, переживших Холокост, организует выставки, конкурсы, открывает памятные знаки.

Их главная цель – донести из первых уст правду о войне, которой они были свидетелями.

Их бегство из ада Минского гетто было спасительным. Вскоре гитлеровцы решили покончить с ним. С 21 по 23 октября 1943 года на его территории прошел последний погром. После него в Берлин был выслан победный рапорт: «Judenfrei! Свободно от евреев!» Свыше 100 тысяч мирных людей были уничтожены.
После освобождения Минска семья Фриды приехала в родной город. Когда закончилась война, вернулся домой и отец.
– Помню, мы жили в таком высоком деревянном доме. Смотрю на улицу и вижу: идет мужчина и все заглядывает в окна.

У меня изнутри вырвалось: папа!

Он поднял голову и улыбнулся, – радостно рассказывает 87-летняя Фрида Вульфовна, в очередной раз воскрешая в памяти этот счастливый момент своей жизни.
Внимательно слушая, порой сдерживая эмоции и подступающие слезы, во время разговора хотелось задать свидетельнице этих страшных событий один важный вопрос:

удалось ли ей по прошествии стольких лет забыть и простить тех, кто лишил жизни ее брата, кто издевался над ней и ее семьей?
– В Германии бывала много раз. Немцы очень интересовались, как сейчас я отношусь к их народу. Да, забыть, простить такое невозможно! Какое преступление я совершила перед Германией, чтобы нас приговорили к смерти, к тем издевательствам, которые мы претерпели? Но они только опускали головы, так и не дав мне ответа, – твердым голосом говорит она. – Вы скажете, их поколения давно поменялись. Но это передается по наследству, и мы видим, что происходит сейчас. Дай им хоть малейшую возможность, они ею воспользуются!
Свое спасение Фрида Рейзман называет настоящим чудом. Ее, белокурую голубоглазую девочку, вместе с другим еврейским мальчиком вывез на повозке простой крестьянин-белорус по просьбе ее старшего брата Лазаря.
– Повязали мне на голову платочек, и когда у проволоки никого не оказалось, я побежала к повозке. Только выехали из Минска, слышим, что где-то рядом начинается стрельба.
Крестьянин нас высадил. Нужно убегать, а я не могу пошевелиться. Тогда этот мальчик, которому на вид было 13-14 лет, взял меня на руки и донес до сарая.Мы укрылись до ночи, потом сельчанин нас забрал и привез в Узляны. Там мы впервые за долгое время поели по-человечески и выспались. Наутро нас забрал брат этого мальчика. Он был сослуживцем нашего Лазаря, – поясняет она, и впервые с начала нашего разговора на ее лице появляется улыбка.
Старший брат воевал в партизанском отряде, участвовал в 17 подрывах на железной дороге и попал в число первых награжденных партизанской медалью, которую ценил даже больше, чем ордена. Но взять с собой 8-летнюю сестренку у него не получалось. Поэтому маленькая Фрида осталась жить у крестьянина. Через месяц он спас и ее маму.

Всего, по словам нашей героини, мужчина вывез из гетто 10 человек. Сам погиб во время облавы в районе Червенского рынка. Фрида Вульфовна не знает его имени, но до сих пор не теряет надежды разыскать его родственников.

– Он никому не раскрывал свое имя. После войны я ездила в деревню, писала в газеты, чтобы хоть кого-то найти. Но так никто его не вспомнил. Хотя для меня он навсегда остался ангелом-хранителем, – с нежностью в голосе отмечает она.

– После нас привезли в Поречье, где стоял отряд имени Кутузова, основанный моим отцом. Вот там ко мне вернулось настоящее советское детство.

– Он никому не раскрывал свое имя. После войны я ездила в деревню, писала в газеты, чтобы хоть кого-то найти. Но так никто его не вспомнил. Хотя для меня он навсегда остался ангелом-хранителем, – с нежностью в голосе отмечает она.

– После нас привезли в Поречье, где стоял отряд имени Кутузова, основанный моим отцом. Вот там ко мне вернулось настоящее советское детство.
Памятник Праведникам народов мира в деревне Поречье
В этой же деревне, окруженной болотами, в 1943 году нашли приют 40 еврейских детей, которые во время масштабного погрома бежали из Минского гетто.
Партизанам их нечем было кормить, потому они раздали детей по хатам – ни один белорусский крестьянин не отказался.

– Они сами бедствовали, но смотрели за детьми как за своими родными, все делили поровну с ними. Белорусы – необыкновенные люди, - подмечает Фрида Рейзман.

– В 2001 году вместе с бывшей узницей Минского гетто Майей Крапиной на собственные средства мы установили памятник Праведникам народов мира в деревне Поречье.
Совместный проект Белорусского телеграфного агентства и Генеральной прокуратуры Республики Беларусь
© 2022 БЕЛТА
Ссылка на источник обязательна.