Герменчук

ПОСТЧЕРНОБЫЛЬСКАЯ ЭРА

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ПО НАУЧНОЙ РАБОТЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА ИМЕНИ А.Д. САХАРОВА БГУ ДОЦЕНТ МАРИЯ ГЕРМЕНЧУК О ТОМ, ЧЕМУ НАУЧИЛА И КАК НАС ИЗМЕНИЛА САМАЯ КРУПНАЯ ЯДЕРНАЯ КАТАСТРОФА В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

Произошедшие 26 апреля 1986 года события на Чернобыльской АЭС на многие десятилетия определили развитие науки, энергетики и социологические особенности в Беларуси. С этого момента для всей страны и меня лично начался новый отсчет времени: наступила постчернобыльская эра.

НЕ ИЩИТЕ ИСТОЧНИК ЗАГРЯЗНЕНИЯ У СЕБЯ

В апреле 1986 года я работала в Институте ядерной энергетики НАН Беларуси. Как известно, реактор взорвался в ночь с пятницы на субботу. А в понедельник сотрудники пришли в институт и увидели, что приборы стали показывать высокий уровень радиоактивного загрязнения окружающей среды и регистрировать ионизирующее излучение в атмосфере, на поверхностях. Мы поняли: произошла серьезная ядерная катастрофа, но не могли разобраться, в чем конкретно дело. Ясность внес наш директор Василий Нестеренко, который в тот момент находился в Москве. Он позвонил и очень аккуратно, ведь информация об аварии была засекречена, сообщил: не нужно искать источник загрязнения у себя – он не в Беларуси. Так мы узнали о взрыве реактора на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС.

Институт ядерной энергетики стал первым местом в Беларуси, где начали измерять показатели радиоактивного загрязнения в привезенных пробах почвы, воды и так далее. Чтобы делать как можно больше анализов, сотрудники работали сутками, ночевали на рабочих местах. Все понимали: нужно действовать быстро, чтобы понять, с чем мы имеем дело, так как от этого зависело здоровье людей.

Сразу после аварии делалось очень мало измерений загрязнения окружающей среды – ЧП стало полной неожиданностью для всех, да и знаний о том, что делать в таких ситуациях, не было. Исследования проводили только в Гомельской и Могилевской областях, в Минске. То, что в первые дни не было системного изучения всей территории Беларуси, стало огромным пробелом в деле обеспечения радиационной безопасности. Из-за этого не смогли своевременно провести йодную профилактику для населения.

Сначала карты сделали для Гомельской области, потом добавили Могилевскую и Брестскую. Затем выяснилось, что радиация есть и на Минщине, поэтому подготовили карту всей страны. Уже после этого сложилась четкая система мониторинга: Гидромет оценивает общую загрязненность, Минсельхозпрод – загрязненность земель, Минлесхоз – лесного массива, жилкоммунхоз – городов, а Минздрав на основе всех данных рассчитывает дозовые нагрузки на людей. Такая система радиационной безопасности действует и сейчас.

ПЕРВЫЕ КАРТЫ РАДИОАКТИВНОГО ЗАГРЯЗНЕНИЯ ПОЯВИЛИСЬ В ИЮНЕ 1986 ГОДА

ДЕРЕВНИ БЕЗ ЛЮДЕЙ ВЫЗЫВАЛИ НЕПЕРЕДАВАЕМОЕ ОЩУЩЕНИЕ – «СТАЛКЕР» ОТДЫХАЕТ

Зону отчуждения мне довелось посетить спустя полтора года после аварии. Деревни без людей вызывали непередаваемое ощущение – «Сталкер» отдыхает. Но еще больше впечатлило оживление природы в отсутствие жесткого техногенного пресса со стороны человека. Взошедший урожай никто не убирает, семена возвращаются в почву, получается естественный севооборот. Благодаря такой кормовой базе расплодилось много животных. Большое стадо кабанов, каждый размером с бегемота, могло выскочить где угодно. Едем как-то по асфальту, вдруг – кабаниха с поросятами. Мамаша на нас посмотрела – мол, подождите, – толкнула одного поросенка вперед, он прошел, и все за ним. Видели дорогу, всю черную от ужей, которые греются на солнышке. Не счесть волков и лис, живущих в подвалах заброшенных домов. Природа восстанавливается, и иной раз дух захватывает, когда видишь, что там происходит.

Эвакуация ассоциировалась с войной

Учитывая метеорологическую ситуацию, которая сложилась сразу после аварии, нам досталось основное загрязнение йодом-131. Это короткоживущий радионуклид с периодом полураспада всего 8 дней. В чем его опасность? Дело в том, что йод (неважно, стабильный или радиоактивный) очень хорошо усваивается щитовидной железой. Именно с воздействием на организм йода-131 эксперты МАГАТЭ и ВОЗ связывают бурный рост рака щитовидной железы у детей и подростков. Этого можно было избежать, если бы своевременно провели йодную профилактику. За несколько часов до облучения людям нужно было просто принять стабильный йод, которым насыщается щитовидная железа, и не дает радиоактивному остаться в организме. Но этого не было сделано…

Также на нашу страну пришлись серьезные выпадения цезия-137 и стронция-90. Стронций – аналог кальция, поэтому организм его легко усваивает, накапливается преимущественно в костной ткани. Стронций облучает костный мозг, который является кроветворным органом. Химические свойства цезия похожи на калий. Он накапливается в мышечной ткани, вследствие чего происходит ее облучение. Но цезий после попадания в организм за счет обмена веществ выводится, а стронций остается в костях.

Мы в Институте ядерной энергетики проводили исследования, чтобы найти связи между радиоактивным загрязнением окружающей среды и некоторыми видами заболеваний. Проверили огромную статистику с привлечением специалистов ВОЗ. Так вот, кроме рака щитовидной железы, четких корреляций между загрязнением и заболеваниями установить не удалось. Но проблема со щитовидкой усугубляется тем, что Беларусь – это геохимическая провинция, которая бедна стабильным йодом, в нашей питьевой воде и продуктах питания его не хватает. Особенно на Полесье, где у людей на глаз можно определить увеличенную щитовидную железу. Есть связи с заболеваниями кроветворной системы, но они настолько слабые, что в этом сложно обвинить только Чернобыль.

Шеф радиологического отделения клиники
Ротенбурга Крещемир Красник (в центре), заведующий
отделением лучевой диагностики Вадим Петухов (слева) и
врач-радиолог Игорь Булаев обсуждают результаты
исследований на ЯМР-томографе в клинике НИИ
радиационной медицины и эндокринологии (1998 г.)

НЕЛЬЗЯ ВСЕ СПИСЫВАТЬ ТОЛЬКО НА ЧЕРНОБЫЛЬ

До чернобыльской катастрофы уровень обследования в загрязненных районах был такой же, как и по всей стране. Плюс за последние десятилетия многократно возрос уровень медицинского обслуживания, технической оснащенности учреждений здравоохранения. Поэтому в значительной степени рост некоторых видов заболеваний связан с более тщательной диагностикой. Вдобавок надо понимать, что то или иное заболевание – всегда следствие комплекса причин: наследственность, образ жизни, режим питания, загрязнение окружающей среды, в том числе и радионуклидами. Поэтому нельзя все списывать только на Чернобыль. Он внес свою лепту и, возможно, усилил какие-то процессы, но это не единственная причина роста заболеваемости.

Реакция организма человека на ионизирующее излучение очень индивидуальная. Поэтому мы должны понимать: те, кто дожил до почтенного возраста, изначально обладал либо очень сильной генетикой, либо крепким здоровьем. Этот ресурс позволял сопротивляться. Хочу отметить, что смертность среди тех, кто остался в зоне, и тех, кто уехал, примерно одинаковая. Хотя, казалось бы, покинувшие загрязненные территории люди должны жить дольше. Дело в том, что для людей, переселенных в другие места, смена привычного уклада стала огромным стрессом.

Передвижная диагностическая лаборатория при Гомельском областном отделении общества Красного Креста (1993 г.)

У старшего поколения, заставшего 1940-е годы, эвакуация ассоциировалась с войной, поэтому для людей возрастом 40+ переезд стал трагедией. Некоторые потом даже возвращались. Сама слышала рассуждения одной бабушки из Наровлянского района, которая скучала по своему маленькому домику. Говорила: «Куда ж вы меня перевезли? Тут такая хата большая, я ее протопить не могу. А у себя немного дров принесу – и хорошо все. Вот бы вернуться обратно».

ЛЮДИ НЕ ПОНИМАЛИ, ПОЧЕМУ ИМ НУЖНО ПОКИДАТЬ РОДНЫЕ МЕСТА, ВЕДЬ РАДИАЦИЯ НЕ ИМЕЕТ НИ ЦВЕТА, НИ ЗАПАХА

НЕ ВСЕ ЖИТЕЛИ МЕСТ, КУДА ПЕРЕЕХАЛИ ЧЕРНОБЫЛЬЦЫ, БЫЛИ ИМ РАДЫ

Переселенцев считали радиоактивными, боялись от них заразиться чем-то. Однажды я читала лекции на курсах повышения квалификации учителей про радиоактивность, и одна женщина заявила: «Представьте себе, привезли детей из ЗОНЫ, и они учатся с нашими ребятами!» Меня это, мягко говоря, возмутило. «Это все наши дети! Они не могут быть источником опасности для окружающих, так как не имеют столько радиоактивности», – возразила я. Но все мои объяснения она отвергала. Вообще, подход «верю – не верю» – это большая проблема первых лет после аварии. Все было засекречено долгое время, а тайны всегда обрастают домыслами. Впоследствии это привело к тому, что общество не доверяло информации о чернобыльском загрязнении.

За 35 лет после аварии специалисты исследовали практически каждый километр Беларуси: было отобрано порядка 637 тысяч проб почвы! Практически во всех определен цезий. Стронций обнаружен в основном в Гомельской области и совсем немного – в Могилевской. А почти весь аварийный плутоний находится на территории Полесского радиационно-экологического заповедника. Благодаря такой детализации есть возможность строить прогнозы радиоактивного загрязнения.
К 2046 году, через два периода полураспада, только на 10% территории Беларуси загрязнение цезием-137 будет больше одного кюри. Ситуация по стронцию тоже улучшается. Но существует проблема с америцием-241. В первоначальном выбросе этого вещества было очень мало, но вследствие распада другого нуклида его содержание стало увеличиваться и к 2060 году активность достигнет максимума. Хуже всего, с точки зрения радиологии, ситуация с плутонием: у него продолжительной период полураспада (несколько тысяч лет), но активность не очень большая. Поэтому особого воздействия на людей он не оказывает.

Лесные пожары на загрязненных территориях, во время которых часть радиоактивных веществ, в основном цезий, поднимается в воздух, не несут в себе серьезной опасности. Когда со стороны Украины в зоне отчуждения горел лес, специальные установки в Мозыре, отвечающие за мониторинг загрязнения окружающей среды, показывали небольшое повышение цезия в атмосфере. Но его содержание очень малое – уловить можно, только прокачав огромный объем воздуха. Все это говорит о том, что содержание – в несколько тысяч, а то и десятков тысяч раз меньше уровня, который способен нанести вред. При этом поднявшийся в атмосферу цезий с большей долей вероятности выпадет на то же место, где и был.

Что касается возможности возобновления сельского хозяйства на территории зоны, то здесь ситуация не столь однозначная. Сразу после аварии большую часть сельхозугодий засадили лесом и перевели в сегмент лесного фонда, чтобы не допустить распространения загрязнения. Вернуть эти земли в севооборот не представляется возможным. Тем не менее некоторые почвы, где нет леса, уже наполовину очистились, однако к каждому земельному участку необходим индивидуальный подход. Раньше запахивали загрязненный верхний слой на глубину 40 и более сантиметров. И сейчас нужно отбирать пробы на разных слоях, потому что верх может оказаться чистым, а внизу – радионуклиды. Понятно, что ввести их в целевое пользование проблематично, так как спустя годы без всякого рода обработок они не столь плодородные. Но их можно использовать в промышленных целях: построить производство к примеру.